В тот же день, когда я вернулась с дачи, позвонила Наине Федоровне, чтобы та поднимала врачей. На следующий – была в больнице и ждала вместе с женщиной перевозки Димы. Именно тогда, увидев его впервые за долгие дни переживаний, и забылось, каким образом достались деньги на его лечение, ушли все сомнения и муки совести, отравляющие душу.
Дима выглядел постаревшим лет на десять, худым, желто-серым и отечным. Он ничего не говорил, смотрел с тоской и будто понимая, каков стал, стеснялся, отворачивался и уворачивался от меня. И было невыносимо жалко его, и слезы сами просились наружу. Я с трудом сдерживалась и то и дело отдергивала себя: нельзя плакать, нельзя. Не сейчас. Не нужно, чтобы Дима видел. Ему будет больно.
Наина же Федоровна плакала не стесняясь и все причитала, как по покойнику, чего я перенести не могла да и Дима тоже. Он морщился, осуждающе поглядывая на мать.
Мы сопроводили его в клинику, а на следующий день я поехала туда одна и долго просидела у постели, с тоской поглядывая на капельницы и аппараты вокруг любимого. Он силился улыбнуться, смотрел то жарко, то с печалью, но мольба не высказанная, появившаяся еще в машине скорой помощи, не оставляла его взгляд.
– Только не бросай, – сказал перед уходом, схватив меня за руку, словно так возможно было удержать.
– Никогда, – заверила его, поцеловав в лоб. – Я люблю тебя.
И это было искренне. Искренне с его стороны и с моей.
Он нуждался во мне, а я в нем.
Я еще не понимала, что цеплялась за фантом, что меня уже не было, как никогда не было Димы и его любви.
Все это были пустыми словами, списанными у кого-то из классиков, как и те поэмы, что он писал мне, были переписаны под копирку и высланы веером не только Варваре, но и десятку Оль, Кать, Тань, Ларис…
И одного я так и не могу понять – за что, что Варя сделала не так?» Макс нахмурился – девочка опять начала путаться с «я» на «она», пытаясь откреститься от своей прошлой жизни и тех моментов, что вылила на бумагу. И стянул рубашку – стало душно. Но душила не одежда – подозрение.
«Дни шли и жизнь налаживалась. Дима шел на поправку и Варя понемногу направила свое внимание на учебу. Приближалась сессия. Ее нужно было сдать, а для этого наверстать упущенное. Теперь к Диме она ездила реже, на время, уступив свидания с ним его матери.
В один из дней, полный забегов по учебе, чистке „хвостов“, она вышла из техникума и увидела знакомый „ровер“, знакомого мужчину. Том стоял у машины с огромным изысканным букетом роз.
– Привет, – протянул с улыбкой и сунул ей букет в руки.