Введение в философскую феноменологию (Катасонов) - страница 44

{стр. 52}

Самоубийство есть существенный отказ, отставка. Подобный чисто феноменологический анализ помогает нам понять, считает французский философ, корни метафизики. Описанные феномены сами по себе не есть еще метафизика, но они помогают «прощупать», так сказать, метафизические наклонности личности. Так, неверующий человек, совершающий самопожертвование, самим этим актом, парадоксальным образом, утверждает существование реальности, которую он может на словах отрицать...

И здесь возникает принципиальный вопрос о соотношении конкретной философии и христианства (христианской догматики). Конечно, человек, вступающий на путь конкретной философии, подчеркивает Марсель, совсем не обязательно придет к христианству. Хотя, наоборот, христианин философ почти неизбежно придет к положениям конкретной философии (если, конечно, не попадет в колею схоластического идеализма). Тем не менее, считает французский философ, конкретная философия в некоем особом смысле достаточно близка христианству: «...По моему мнению, конкретная философия по крайней мере не может не быть намагниченной, хотя бы и без ее ведома, положениями христианства. Полагаю, это не будет скандалом. Для христианина очевидно существенное соответствие между христианством и человеческой природой. И поэтому чем глубже проникают в природу человека, тем роль христианской ориентации возрастает. Я же только напомню о том, о чем уже сказал в начале: философ, упорно настаивающий на том, чтобы мыслить исключительно в качестве философа, тем самым помещает себя вне опыта, за пределы сферы человека, однако философия есть возвышение опыта, а не его кастрация»[84]. В этих словах Марселя как будто слышатся отзвуки восклицания древнего апологета: «О свидетельство души, по природе христианки!»[85]