Жили будущие художники свободно и привольно.
Вволю проказничали, и Нестеров, как и следовало ожидать, был среди них заводилой.
Учебой Нестеров со товарищи себя не изнуряли — больше сил (да и времени) тратили они в иных местах.
Нет, не в галерее Павла Михайловича Третьякова в Лаврушинском переулке, хотя захаживали они туда довольно-таки часто.
Как и положено людям, ведущим богемный образ жизни (а художники, если кто не знал, — это самая главная, самая-самая богема и есть), просиживали они в трактирах и прочих заведениях подобного рода.
Москва — город веселый. Есть где погулять. Да и дирекция школы живописи — это вам не начальство Первого Московского кадетского корпуса тех времен.
Если кому-то из москвичей того времени требовался художник — портрет написать, вывеску обновить, фотографии ретушировать, детей рисованию обучать — то проще всего было найти его… в трактире, этой своеобразной бирже московских живописцев.
Начальство либеральное.
Родители далеко.
Молодечество в крови так и бурлит.
Да еще и деньги свободные, от халтур всяческих, в кармане шуршат-звенят!
В такой ситуации до беды один шаг.
Нестеров почувствовал, что богемное пьяное болото начало засасывать его, и принял решение уехать в Петербург, в тамошнюю Академию художеств.
Любимый учитель, Перов, настойчиво отговаривал Нестерова от подобного шага, утверждая, что пресловутая Академия не даст ему ничего полезного (и оказался совершенно прав!).
Нестеров, обуянный «охотой к перемене мест», стоял на своем и в конце концов настоял. Или — выстоял? Короче говоря — временно переселился в Петербург.
Была еще одна причина, толкнувшая Михаила Нестерова на подобный шаг. Тогда он ее не афишировал, но впоследствии, уже в зрелые годы, признался: «Время шло, а я все еще не мог сказать себе, что скоро будет конец моему учению. Хотя и видел, что меня считают способным, но меня „выдерживали“ и медалей не давали».
А ведь человек устроен так, что медалей ему хочется.
Душу согреть и родителям похвалиться. Да и не просто похвалиться, а доказать — верной дорогой идет ваш сын, правильной! К грядущим, как говорится, свершениям.
Проводы Нестерова в северную столицу выдались долгими, бурными и запоминающимися. Как участникам, товарищам по живописному цеху, так и московским трактирщикам. Было пролито много вина и… много слез.
Шебутного весельчака Мишу Нестерова в училище любили.
Еще одна порция напутствий, еще одна толика пожеланий, и поезд наконец-то начал удаляться от перрона Николаевского вокзала. Прощай, Москва!
— До скорого свидания! — ответила Москва, и не ошиблась.