— Ты только играй! Служи искусству! И не вздумай уйти со сцены!
Тогда Фаина точно бы заскучала и стала художницей. Или акушеркой.
Но отец не проявил понимания. Отнюдь.
— Фаина, я позволяю тебе делать все, что взбредет в твою умную голову, — сказал он. — И всегда смотрю на твои выходки снисходительно. Нравится тебе ходить в студию господина Говберга и кривляться там — я не возражаю. Я сам был молодым. Но всему есть предел! Слава богу, тебе не надо зарабатывать себе на кусок хлеба…
— Папа, я хочу стать актрисой!
— Я это уже слышал, — поморщился отец. — Лучшее, что ты можешь сделать, это пойти и выпить холодной воды. Это помогает успокоиться.
Фаина не успокоилась — она покинула Таганрог и уехала в Москву.
«Господи, мать рыдает, я рыдаю, мучительно больно, страшно, но своего решения я изменить не могла, я и тогда была страшно самолюбива и упряма… И вот моя самостоятельная жизнь началась».
Москва, на расстоянии казавшаяся Фаине волшебным городом, где сразу сбываются все мечты, при ближнем знакомстве оказалась совсем не такой.
Дороговизна, суета, недружелюбие к провинциалам…
В театральную школу поступить не удалось, Фаину сочли недостаточно одаренной.
Недолгое время девушка брала платные уроки сценического мастерства, но и их вскоре пришлось бросить. Денег не хватало…
«Первым учителем был Художественный театр. В те годы Первой мировой войны жила я в Москве и смотрела по нескольку раз все спектакли, шедшие в то время».
Балерина Екатерина Васильевна Гельцер, с которой Фаина познакомилась в Москве, пожалела ее и порекомендовала своим знакомым в Малаховский летний театр под Москвой. Для игры в массовке, но — в настоящем театре, на сцене которого играли известные актеры!
Раневская очень хотела попасть в труппу Художественного театра. Мечтала.
И однажды ей улыбнулась удача — Василий Иванович Качалов по дружбе устроил Фаине встречу с самим Немировичем-Данченко! Можно представить, как волновалась Раневская.
Владимир Иванович беседовал с Раневской приветливо. Сам он не видел ее игру, но слышал несколько лестных отзывов о ней от актеров Малаховского театра.
— Надо подумать, — сказал он в заключение, — возможно, Вы будете приняты в труппу.
Обрадованная донельзя, Раневская вскочила и принялась кланяться и благодарить. В волнении она забыла имя и отчество Немировича-Данченко и назвала его Василием Степановичем.
Данченко удивленно посмотрел на Раневскую, она поняла, что допустила оплошность и выбежала из кабинета, не простившись.
Качалов, узнав о конфузе, попросил Немировича-Данченко принять Раневскую вторично, но тот отказал.