Иннокентий закончит войну недалеко от Берлина. Ему повезло — остался жив. А вот отец Иннокентия с войны не вернулся.
Недолгое пребывание в плену наложило несмываемый отпечаток — позорное клеймо военнопленного. То, что человек бежал из плена и продолжил защищать Родину, никого не волновало. Был в плену? Получай поражение в правах или и того хуже — лагерный срок!
Иннокентию снова повезло — его не посадили. Правда, согласно «Положению о паспортном режиме», ему, как бывшему в плену, запретили жить в тридцати девяти крупных городах Советского Союза. Даже в родной Красноярск пустили только потому, что Иннокентий был родом оттуда.
Иннокентий ехал домой с намерением поступить в лесотехнический институт, а по приезде принял другое решение и поступил в театральную студию при Красноярском драматическом театре имени А. С. Пушкина.
Долго проучиться не удалось — выгнали за драку.
На счастье, как раз в это время в Красноярске находился директор Норильского Заполярного (!) театра драмы имени Вл. Маяковского Дучман — набирал труппу. Иннокентий выразил желание вступить в нее и переехал в Норильск.
О Москве, или, например — Ленинграде, он тогда и мечтать не мог, с его запретом-то.
Кстати говоря, Смоктуновского чуть было не выжили и из заполярного театра, спасибо, тот же Дучман отстоял. Он же и посоветовал Иннокентию сменить фамилию:
— Что это у тебя за фамилия такая — Смоктунович? Ты что, еврей? Возьми другую, а то тебя, чего доброго, и впрямь на Северный полюс загонят.
Иннокентий фамилию менять не захотел, а окончание сменил. Стал Смоктуновским.
Норильский Заполярный театр драмы имени Вл. Маяковского оказался для Иннокентия превосходной профессиональной школой, ведь в труппе театра работало множество талантливых актеров, бывших заключенных ГУЛАГа.
В Норильске Смоктуновский прожил четыре года — с 1946 по 1951 год, но суровый климат Заполярья окажется неблагоприятным для его здоровья, и актеру пришлось переехать на юг — в Махачкалу. Один сезон Иннокентий Михайлович прослужил в Дагестанском Русском драматическом театре.
Там-то и настигнет его соблазн. Соблазн Москвой.
«Жизнь актера периферийного театра меня вполне устраивала. Единственно, что хотелось — и это ощущение было ясным — объездить как можно больше городов, театров, и чем отдаленнее, экзотичнее и неведомее уголки нашей огромной страны — тем лучше.
Именно это желание в свое время побудило меня поехать в Норильск, затем в Махачкалу и неотступно призывало махнуть на Южный Сахалин. Скорее всего, оно бы так и было, не окажись у нас на спектакле брата и сестры — Леонида и Риммы Марковых, актеров Московского театра Ленинского комсомола. Они приехали в отпуск к родителям в Махачкалу, и профессия потянула их вечером в театр. Такие зрители для наших будней редкость невероятная, и, что говорить, мы были взволнованы, но каково же было мое удивление, когда я увидел значительно большую взволнованность этих двух красивых, стройных молодых людей, зашедших после спектакля к нам за кулисы. Не стесняясь этой своей взволнованности, они, мягко и мило перебивая и дополняя друг друга, растревожили меня уверениями, что все то, что я делаю на сцене, интересно и что мне непременно нужно работать в Москве по той простой причине, что моя манера (оказывается, у меня есть своя манера) существовать и действовать на сцене своеобразна, неожиданна, а что самое главное — современна… В конце концов они заявили, что по возвращении в Москву непременно будут говорить обо мне со своим главным режиссером, Софьей Владимировной Гиацинтовой».