Генерал-майор Арапов вспоминает:
— Были очные ставки Болотова и Митина, даже родственников — Болотова и Семихатова, он косой был, и не только на глаз. Как и Болотов, перевирал факты, пытался выкрутиться, отрицал, что знал, зачем брали его оружие. Помню, какая-то очная ставка была 9 мая. В МУРе праздников нет (Девятое мая стало нерабочим днем только на двадцатилетие Победы. — О. М.).
… И снова Бутырская тюрьма, выезды на места преступлений, допросы, допросы… Преступления совершались разным составом, и сыщики кропотливо восстанавливали истину. Мера за меру.
Митин, от интенсивности допросов, стал совершать ошибки в показаниях и подписывать протоколы, не читая. Возник конфликт. Он признался в грабеже денег, запутавшись в датах. Владимир Арапов стал разбираться и заставил его перечитать показания, так как было известно, что нападение было кровавым, но безденежным. Митин подписался под ошибкой: «В ту ночь мы денег не делили. Протокол я подписал механически». Самарину также указали на некоторые несоответствия в показаниях, на что он с легкостью ответил, что, признавая свою вину в главном, оставил детали следователю.
Дотошность и наблюдательность не изменяли сотрудникам МУРа. Поразительное соблюдение закона и порядка расследования! Полное подтверждение слов Жеглова, сказанных им на мраморной лестнице МУРа: «Закон, брат, точность любит! Чуть отступил — чью-то жизнь покалечил». Хотя сами обвиняемые уже и отступили от закона, и покалечили жизнь — и чужую, и свою, — уголовный розыск уважал свою работу.
Вот в МГБ не тратили времени на столь тонкие вопросы. Показания не записывались, а в обобщенном виде представлялись для подписи окровавленному арестанту. Для разнообразия дополняли голословным доносом — и дело о враге народа было готово.
В отличие от другого высокого заключенного Бутырки — павшего министра МГБ Абакумова (с 1953 года Бутырская тюрьма подчинялась МГБ), — ни Митин, ни другие подследственные не подвергались избиениям. Согласно документам, приведенным В. Лебедевым в «Загробном правосудии», Виктор Абакумов и сам признавал разницу в методах работы милиции и МГБ. Он не раз говорил: «Мотай арестованного! Не забывай, что работаешь в ЧК, а не в уголовном розыске!»
Ни Митин, ни Лукин не вызывали ненависти. Арестованные, они не вызывали и страха. Милиционеры с любопытством смотрели на молодых рабочих с оборонного производства, которых так боялись москвичи. Привыкшие к блатному жаргону, блатным выходкам и блатным повадкам арестованных, теперь милиционеры с трудом верили своим глазам. Если бы судьба свела их с подследственными не в комнате для допросов, а на стадионе или в пивной, они смогли бы отлично поладить. Члены банды жили так же, как и они сами, у них было много общего в жизненной истории. Во время допросов с них снимали наручники и давали курить.