— Надувай, ага, — Антон не отрывался от окна. — Кажется, они поделили территорию, выяснили отношения и теперь сматываются. Наши шансы дожить до утра возросли, поздравляю. Девчонки, вы бы все-таки легли, а?
— Все равно ведь спать невозможно в такой духоте, — я помахала подолом майки, пытаясь хоть немного освежить разгоряченное тело. Лосины мы с Нэнси давно сняли, благо, майки были достаточно длинными, чтобы прикрыть трусики. — Мне кажется, если я сейчас лягу и усну, я просто не проснусь утром.
— И я, — со стоном поддержала Нэнси. — Сейчас бы прохладный душ…
— Кто-то, кажется, собирался мыться раз в месяц, — съехидничала я. — Радуйся — твои стенания были услышаны.
— Никогда ничего не просите, — с невеселой ухмылкой сказал Иван, — потому что вам могут это дать.
— Намочите салфетки и оботритесь, — посоветовал Антон. — Станет легче.
Я с сомнением посмотрела на две неупакованных бутылки с водой. Обтереться очень хотелось, но вдруг нам потом не хватит именно этих нескольких глотков воды, которые мы сейчас истратим?..
Антон молча скрылся в ванной и вернулся с двумя маленькими махровыми салфетками, которые американцы используют в качестве мочалки. Он сам отвинтил пробку на бутылке, смочил мягкую ткань и сунул мне в руки.
— Давай. Ты измученная вся. Оботрешься — сможешь уснуть.
— Отвернись.
Мы с Нэнси скинули майки и обтерлись, помогая друг другу. Вода приятно остудила потные тела, и я спохватилась:
— Тош, а вы с Иваном?..
— Мы перебьемся.
— Ничего не перебьетесь! — Нэнси уже снова смачивала свою салфетку. — А ну, идите сюда. Если вы свалитесь от духоты, нам с Верочкой вода уже не понадобится. Потому что останется только лечь и умереть. Вы — наша единственная надежда. Вера, стяни с него майку!
Я подошла к Антону, и он уступил — слегка улыбнулся и поднял руки, чтобы я могла стащить с него его черную майку. Он помедлил и снял очки, я осторожно приложила мокрую салфетку к его лицу, и он сразу закрыл глаза.
— Повернись… подними руку… теперь левую… теперь лицом ко мне…
Обтирая его, как маленького, я не удержалась — поцеловала темный сосок. Он вздрогнул и покачал головой:
— Веди себя прилично — мы не одни.
— Ты имеешь в виду тех черных на улице?..
— Нет, Аню с Иваном.
— Они ушли в спальню.
— Тогда… поцелуй меня еще раз.
И я поцеловала его еще раз.
— Иван! Осторожно — там змея!..
— Это провод, не кричи.
Длинные волосы Ивана слиплись от воды и пота. Он пытался сдуть их с лица, но у него ничего не получалось. Иван с Антоном подталкивали наш матрац, с трудом огибая многочисленные обломки, покачивающиеся в воде. Мы с Нэнси сидели тихо, как мыши: каждое наше движение могло перевернуть ненадежное плавсредство. Парни сильно устали, но впереди виднелась суша: часть дороги, выступающая над поверхностью воды, и на этой дороге — люди, довольно много, преимущественно черные. Отсюда уже можно было разглядеть грязные лохмотья, всклокоченные волосы, кое у кого — окровавленные повязки. Некоторые лежали на земле — то ли мертвые, то ли больные, то ли просто спящие. Апокалиптическая картина. Те, что на ногах, не стояли спокойно — одни плакали, другие быстро ходили из стороны в сторону, размахивая руками, третьи ссорились и даже дрались. Непонятно было, что ими движет — как будто мы смотрели со стороны на пациентов психиатрической клиники. Присоединяться к ним было страшно, но они, по крайней мере, находились на твердой земле. Все остальное пока не имело значения.