Нас забрали последними, в два часа ночи. Вертолет доставил нас на какой-то крохотный частный аэродром, где ждали своей участи не меньше тысячи человек. Я никогда не видела столько народу на одном небольшом пятачке. Усталые гвардейцы стояли в оцеплении, Иван стрельнул у них несколько сигарет, и мы покурили. Шел дождь. Толстая негритянка рядом с нами держала на весу пластиковый стаканчик в надежде набрать дождевой воды: она хотела пить. Я тоже хотела пить, но стаканчика у меня не было, поэтому я задрала голову и стала ловить открытым ртом тепловатые капли. Нэнси толкнула меня локтем.
— Должны же они раздавать воду? Посмотри, сколько народу! И дети…
— Раздают, наверное… когда-нибудь, — устало сказал Иван. — Просто не хватает ее, воды этой. Анекдот, мать его… Во время наводнения умереть от жажды. Да еще под дождем.
Он сидел на мокром асфальте, обняв колени. Вокруг сидели, лежали, осторожно бродили, перешагивая через других лежащих, сотни оборванных, голодных, измученных людей. Кто-то нараспев повторял ругательства, точно длинную молитву, монотонно и безнадежно. Нэнси прижалась к Ивану и положила голову на его плечо.
— Я хочу домой, — прошептала она, и впервые в ее голосе прозвучали интонации маленькой обессиленной девочки.
— Потерпи, — Иван нежно погладил ее короткие растрепанные волосы. — Потерпи, бэби, все это скоро закончится.
Нэнси тихонько покачала головой и закрыла глаза.
— Мне уже не верится, что это когда-нибудь кончится. Мне все время хочется проснуться, но у меня никак не получается…
— Куда вы поедете, Иван? — Спросила я. — Отпуск у Антона когда кончается?
Иван бросил на Антона короткий взгляд. Тот за все это время не произнес ни единого слова, сидел, уткнув подбородок в колени и смотрел на мокрый асфальт, как будто что-то там видел.
— Через две недели, — сказал Иван. — Правильно?
Антон не ответил, даже не поднял головы. Я вспомнила, как мы сидели там, на островке, и ждали, и негры больше не подходили к нам, даже не приближались; как Иван отводил глаза; как прилетел последний вертолет, и мы пошли к нему по полосе грязной суши: впереди мы с Антоном, за нами Иван и Нэнси; как Антон посторонился у вертолета, пропуская Нэнси вперед, и как она непроизвольно шарахнулась от него, точно от прокаженного. Я знала, что никогда не забуду мучительную усмешку, на миг появившуюся на его губах.