Я, в общем-то, так и знала, что от мамулиного острого взгляда ничто не укроется: она, несмотря на всю свою неприспособленность к реальной жизни, порой бывает невероятно наблюдательна. Отрицать наличие записки было бесполезно, и я молча встала, пошла в гостиную, взяла с кресла свой растрепанный блокнот, завалившийся за подлокотник во время нашей с Яном любовной коллизии, и вернулась в кухню.
Мамуля ждала, нетерпеливо постукивая мундштуком по ногтю указательного пальца.
Я достала бумажный комочек из-за обложки и протянула ей. Она развернула записку, впилась в нее ястребиным взором, потом молча сунула в пепельницу и подожгла.
Ян шумно спускался по лестнице, раскладушка цеплялась за перила в узком проеме, бумажка догорала, и мамуля быстро растерла обгорелые клочки и вытряхнула пепельницу в мусорное ведро под мойкой.
Когда Ян появился в дверях, мы обе вели себя абсолютно непринужденно: мамуля стояла спиной к двери, наливая в чайник воду из-под крана, а я собирала со стола грязные чашки.
— Вот, — сказал Ян, опуская раскладушку на пол. — Куда ее поставить?..
— Отнесите, пожалуйста, в мой кабинет, — приветливо сказала мамуля, ставя наполненный чайник на плиту. — Маша вас проводит.
При этом она прищурилась в мою сторону, чтобы и мне, и ему сразу стало ясно, что никаких вольностей в своем кабинете она не потерпит. Ян бледно улыбнулся и поднял раскладушку на плечо. Я забрала у него постельное белье и, протискиваясь мимо в дверном проеме, чтобы указать дорогу, слегка задела его бедром. Бедный Джеймс Бонд ощутимо вздрогнул, что, кажется, не укрылось от мамулиного взора: я услышала, как она сурово хмыкнула.
В кабинете Ян, старательно не глядя в мою сторону, начал раскладывать шаткое ложе там, где я ему указала. Это было несложно, но наш гость возился намеренно долго, может быть, ожидая, что я ему что-нибудь скажу. Но я молчала, глядя на его склоненную спину и красивые широкие плечи. Все-таки судьба ко мне сурова, господа. Такой мужчина!.. Такой красивый, стройный, с такими глазами!.. С такими зубами, бровями, с такой фигурой… И, кажется, все-таки авантюрист и гад. Других на моем жизненном пути почему-то не встречается. Какая несправедливость!.. Взять хотя бы Калугина, или того аспиранта из нашего института, который потом оказался двоеженцем, а прикидывался погрязшим в науке холостяком… Или вспомнить тренера Лео в спортивном зале, который я начала посещать прошлой весной. Сплошное обаяние и сто восемьдесят фунтов загорелых мышц. Весь — воплощение спортивности, чистоты помыслов и дружелюбия. Что вы думаете? Оказался голубым, как небо над Флоридой…