— Хашш, бэби!..
«Грабитель?..» — подумала я в ужасе и растерянности. Но откуда, скажите, в таком задрипанном городишке, да еще на главной улице, да еще в восемь часов вечера, взяться уличному грабителю?..
Я попыталась вывернуться из объятий незнакомца, но у него руки, по-моему, были сделаны из железа. Он только крепче прижал меня к себе, и я, скосив глаза, увидела длинную черную прядь, щекочущую мне щеку.
«Индеец, — подумала я безнадежно. — Ну, все правильно. Индеец Джо. Старинный дом, беседка, дама в шелковой шали, маленький американский городок…»
Поняв, что схожу с ума, я начала выкручиваться с удвоенной силой. Незнакомец стиснул свои клешни так, что стало больно дышать, и зловеще проговорил:
— Я сказал — умолкни! Тихо! Пошли!
Мы свернули в переулок, потом еще раз свернули, бандит протолкнул меня в какую-то калитку, я почувствовала легкий аромат цветов и, увидев перед собой белое кружево беседки, поняла, что нахожусь на задах Фонтанного дома.
Подталкивая меня в спину, Индеец Джо поднялся вместе со мной по ступенькам заднего крыльца, открыл плечом дверь, и мы оказались в каком-то просторном полутемном помещении, кажется, в кухне. Из полуоткрытой двери в дальнем ее конце падала полоска света, бандит повел меня туда, и я, жмурясь сослепу, вошла в освещенный коридор. Мой провожатый подтолкнул меня к двери, ведущей налево, в глубь дома, несколько ослабил свою хватку, и я уже собиралась вырваться, когда он сам внезапно выпустил меня, и я оказалась в самом красивом кабинете из всех, в которых мне доводилось бывать на своем веку.
Такую кабинетную мебель я раньше с завистью рассматривала в витрине антикварного магазина в Манхэттене: темное благородное дерево, никакого лака, лак — это дешевка, только полировка, только коричневая стеганая мелким квадратиком кожа, твердые прямые спинки и подлокотники, высокие и узкие застекленные шкафы с книгами, сдержанный свет настольной лампы, изящное бюро, огромный письменный стол…
За столом, в кресле с очень высокой спинкой, сидел, господа, потрясающий мужик. Черноволосый и синеглазый, в домашнем халате со стегаными атласными лацканами и манжетами, надетом поверх безукоризненной сорочки с галстуком. Брюки на нем, наверное, тоже были, но я не разглядела их из-за широкого стола.
При виде меня он, как воспитанный человек, поднялся с кресла, и его твердый мужественный рот тронула приятная улыбка.
— Ну, вот и вы, Мария! — произнес он так, точно всю жизнь ждал одну меня, и вот, наконец, дождался. — Садитесь, дорогая, чувствуйте себя как дома. Собственно, вы дома… Потому что этот дом, Мария, как и все, что вы здесь видите, как и еще многое другое, принадлежит вам.