— Алекс Попович, адвокат. Могу ли я рассчитывать на то, что вы когда-нибудь простите мне мою невоспитанность?
У него была правильная речь. Пожалуй, слишком правильная. Наши иммигранты так не разговаривают. В том, как он говорил, какие слова употреблял, чувствовался странный наигрыш, как будто кто-то пригласил актера, чтобы он исполнил роль отлично образованного и хорошо воспитанного удачливого адвоката «из бывших». А, может быть, так оно и было — актер?.. А что же Андрей Саарен? Тоже актер?.. У меня заболело сердце. Саарен-младший, с его глазами цвета неба в Париже, с его ложбинкой на подбородке, с его твердым ртом, который, наверное, так приятно целовать?..
Стоп-стоп, — сказала я себе. Целовать и все остальное будем потом. Если выживем и унесем отсюда ноги.
Мне все меньше нравился мой радушный хозяин, или кто он там… адвокат? Ха!
Но я сделала вид, что поверила ему, и расправила плечи, демонстрируя безупречную грудь — это всегда деморализует мужчин.
— Я вас слушаю, мистер Попович.
— Можно просто — Алекс, — расцвел он в белозубой улыбке.
— Хорошо, Алекс, я вас внимательно слушаю.
Саарен-младший отвернулся к окну, но по его напряженной спине я видела, что он тоже внимательно слушает.
Брюнет сделал невероятно серьезное и деловое лицо, откуда-то, как по мановению волшебной палочки, появилась страшно дорогая и респектабельная кожаная папка с бумагами, и этот слишком красивый и воспитанный для адвоката тип принялся вовсю сыпать юридическими терминами. Из его тронной речи я поняла только то, что папенька оставил мне, кроме Фонтанного дома, купленного от ностальгических чувств, несколько участков земли в разных штатах — некоторые из них с постройками, — три лошадиных фермы, две квартиры: одну в Челси, другую в Риме, скромную сумму в полтора миллиона долларов, которая ждет меня в банке, еще, по самым приблизительным прикидкам, парочку миллионов, вложенных в драгоценные камни, и, самое главное, великолепный, еще не полностью разработанный прииск в Южной Америке.
Думаю, этот липовый адвокат ждал, что я упаду в обморок или стану биться в истерике от негаданно свалившегося на меня богатства. Всякий бы так и сделал! Но я как-то всего этого в полном объеме представить себе не могла, поэтому моя реакция, я думаю, его разочаровала.
Я отреагировала следующим образом: откинулась на спинку кресла, вытянула ноги, поднесла к глазам рюмку с коньяком и, разглядывая ее на свет, задумчиво произнесла:
— Хм… И что я должна делать?
Брюнет внезапно слегка побледнел под загаром и — вот невежа! — ничего не ответил даме. Я с удивлением посмотрела на него. Его взгляд был сосредоточен на моем лице, и до меня дошло, что происходит. Он, несомненно, решил, что я рассматриваю содержимое рюмки на свет и что-то там заметила. Значит, там что-то было?!.. Какое счастье, что я еще не выпила ни глотка! Ну, погоди, крапивное семя, выразилась я не совсем вразумительно: кажется, в прежние времена крапивным семенем называли вовсе не адвокатов, а кого-то другого. Но мне это было неважно. Я сделала вид, что пью. И заметила поверх края рюмки взгляд, которым обменялись эти два негодяя.