Репин ощущал себя как на чемпионате по спортивной сауне. Пот заливал глаза, а вытереть его не было никакой возможности. Медсестричку не попросишь. Однако, несмотря на многочисленные трудности и возможные опасности, дело подходило к концу. В туловище плюшевого зайца посторонних предметов не обнаружилось, а в вислоухой голове нашелся лишь небольшой электронный блочок с динамиком, исправно выдававший одну и ту же фразу про грусть и веселье.
Отложив скальпель, Анатолий стащил с головы шлем и, подойдя к окну, жестом позвал к себе Ирину с Быковым, которые молились о здравии коллеги во дворе, за автобусом.
— Ну, что показало вскрытие? — почти в унисон спросили они.
— Вскрытие показало, что причиной смерти стало вскрытие, — мрачно отшутился Репин. — Нет там ни хрена…
Ирина перевела взгляд на бедного зайчика. Даже уши у несчастной игрушки были безжалостно вскрыты и вывернуты наизнанку. Пуговки-глаза срезаны, нос и хвостик отрублены, а морковка держалась на одной ниточке. Теперь это был не зайчик, а пособие из анатомического театра.
— Ты что, с ума сошел? Не мог поаккуратней? Он же ко мне сегодня вечером придет. Что я скажу?
— Купи нового, и дело с концом.
— У меня время есть по магазинам бегать?!
— Да что ты так за этого басмача переживаешь? — покосился на Ирину суровый Быков. — Скажешь, что на работе забыла. Велика беда…
— Ничего я говорить не буду, — сердито отмахнулась та. — И не за басмача переживаю, а за… за операцию. Короче, как резали, так и зашивайте! А мне пора. И чтоб к восемнадцати часам заяц был у меня дома.
В тот вечер на тренировку Ирина решила не ходить.
Длинный стол в центре банкетного зала ресторана «Дольче Вита» поражал не столько изобилием закусок, сколько изысканным оформлением. Каждую тарелку — будь то мясное ассорти, рулетики из баклажанов с сыром, фаршированные томаты или блинчики с красной икрой — можно было уверенно причислить к шедеврам кулинарного дизайна. Уже сама мысль, что эти произведения искусства кто-то (кроме тебя) может сожрать, а потом переварить, представлялась кощунственной и нелепой.
Стоявший у входа в залу Елагин проглотил слюну и покосился на Соломина. Димуля, как и положено бойцу в дозоре, дремал, раскинувшись на мягком диване в простенке между окнами. «Вот кому везде хорошо. Может спокойно спать в любых условиях без всяких ограничений…» — позавидовал Сергей и перевел взгляд на собаку.
Палевого цвета немецкая овчарка со впалыми боками, рыскавшая по залу, тоже не могла спокойно работать. Она постоянно поворачивалась в сторону стола, источавшего дразнящие запахи, и жалобно скулила.