— Ну а ты куда разогнался? — подошел осведомиться старый охранник. — Пропуск давай.
— Должны были позвонить, — не моргнув глазом, сообщил Ш. Локоть его лежал на опущенном стекле, и сам он был бы весь непроницаем, если бы только не покарябанная физиономия. Скул и горла его небритых уж давно не касалась бритва Оккама. — Фотокорреспонденты мы. Будем снимать про вашу рабочую доблесть.
— Корреспонденты? — усомнился в уме своем полупроснувшемся старик. — А где ж ваши аппараты?
— Мы скрытой камерой снимаем. Так что, ты смотри, и твоя морда может появиться в вечерних новостях, — Ш. говорил.
— Может, вы — эти… какие-то нарушители? — спросил еще старик.
— Созидатели мы, созидатели, — недовольно возразил Ш. — Мы оба — креативные соратники.
— Обратно так просто не выедешь, — хохотнув, отвечал охранник вослед незаметно проехавшему ворота автомобилю.
Ш. вывернул руль и выбрался на асфальт. С легкостью обогнал изошедший в пустом пыхтении тепловоз и свернул в другой проезд, где по пандусу шли двое рабочих ночной смены. На путях под разгрузкой стояла вагонная секция, несколько рабочих в клубах тумана от дыхания их выволакивали стеклянные бутыли с кислотой в плетеных корзинах и тут же ставили их на поддоны. Посреди неказистой стены цеха в двух местах чернели бездонные зевы раскрытых ворот. Ш. молчал, а Ф. не сиделось на месте в новом смирении мысли его. Выскочил из машины и шагает рядом, будто бы ведя ту на поводке.
— Вэна Клайберна не видел? — спросил он какого-то заморенного рабочего, курившего тихий свой табак.
— Он и правда сегодня в ночную, — без всякого усердия согласился рабочий.
— Дурак ты, — возразил Ф., удаляясь, — это и без тебя знаю.
— Шагай, шагай, — бормотал Ш., исходя в себе самом саркастическим своим норовом.
За кислотным цехом Ф. повернул, и автомобиль Ш. за ним следом. Высоко над головою трубы в тепловой изоляции тянутся, и в иных местах подтекает из труб что-то жидкое и невыносимое, только раздирая легкие удушливыми испарениями вблизи прохудившихся мест. Ш. наблюдал за скверной барсучьей походкою Ф., прибавившего шагу, он только приторную слюну свою сглатывал, которой был полон его неутомимый рот; жизнь его, возможно, приснилась ему и продолжала сниться, и ничего нельзя было поделать с ее ежедневными кособокими наваждениями. Ш. наблюдал, как Ф. говорил с кем-то, и хмурые собеседники его указывали — один в одну сторону, другой — наперекор первому. Ф. презрительно слушал, потом не дождавшись окончания разговоров, зашагал к машине.
— Ну что там? — навстречу приятелю высунулся Ш.