— Немыслимое.
— Кто вы такие? — крикнул Максим.
— Как это — кто? — удивился так же Гальперин. — Психологи.
Он, сделав шаг, посмотрел на стену с тоской.
Психологи с двух сторон стали обходить молодого человека, тот метнулся между ними, но наткнулся на стол, засуетился, бросился назад, и в это мгновение Иванов ременной петлею захватил руку Максима, вооруженную лезвием.
— Вот еще!.. — говорил он. — На нас, на психологов, бритвой махать!..
— Да, — сказал Гальперин. — Никакого почтения к науке.
В одну минуту выкрутили они у Максима бритву его опасную, тот стонал и вырывался, он уже все понял, и каждой жилкою своей соскочил в ужас; Иванов прижал его к подоконнику, прямо против лежащего телефона со снятою трубкой, Гальперин давил на грудь, другою рукою отводя ноги Максима, беспорядочно дергающиеся перед ним. Потом Максим отпихивал от себя лицо Иванова.
— Телефон! — с хриплой своей, беспризорной яростью шипел мужчина. — Телефон уронишь!
Он вдруг толкнул молодого человека всем своим грузным, энергичным телом, Гальперин попытался того удержать за одежду, но не сумел, ноги Максима мелькнули еще раз перед лицом его, зазвенело выдавленное стекло, и с воплем звериным семнадцатилетнее тело вывалилось в предательское пространство серевшего утра. И небо над головою было цвета глины, цвета потревоженного болота.
— Черт!.. — сказал Гальперин.
— Кажись, перебор, — говорил тяжело дышавший Иванов, смыслом своим отходя от недавней схватки.
Гальперин высунулся в окно.
— Там асфальт, — говорил он, лицом возвращаясь к его ученому коллеге. — Позвоночник — хрусть!..
— А зачем он Лизе с утра звонил?! — возразил Иванов. — И из башки каша вышла, — добавил он.
— Будет всадник без головы, — говорил Гальперин.
Он озабоченно по комнате заходил. Нашел в буфете яблоко, хрустнул им, продолжая рыться по ящикам буфета.
— А яблочка хочешь кусить? — спросил он.
— Кто же его после тебя есть станет? — возразил Иванов грузным и развинченным своим баритоном.
— А ты можешь с той стороны, где я не надкусывал, — сказал Гальперин, чем-то любопытствуя в раскрытом альбоме с фотографиями.
Иванов сходил в ванную и на кухню, но там были мухи, а мух Иванов не любил; он вернулся, и пошарил еще немного по комнате в разных местах. Не видно было по нему, чтобы он чем-то был недоволен, разочарование вообще редким гостем было на его неподвижном лице.
— Идти надо, — говорил он.
— Да, сейчас, — сказал Гальперин, с сожалением отрываясь от альбома. — Смотри, какая девочка, — говорил он. — Должно быть, мамка его в молодости. Просто фотка старая.