Непорочные в ликовании (Шуляк) - страница 78

Ф. сел в кресло перед мониторами и ноги положил на столешницу перед собою, будто янки. Если повезет, он будет сегодня всего лишь зрителем, безразличным зрителем, говорил себе Ф., и пусть бы кто-нибудь попытался вывести его из его незатейливого, неизмеримого спокойствия. Мое собачье соглашательство всего лишь временно, говорил себе Ф., я потом непременно освобожусь от своей бессмысленной покорности. А ныне я пока как безударная гласная: меня можно прочесть и так и эдак, не зная моего подлинного начертания.

Говорил себе Ф.

37

Время было начинать. На поле прибавилось движения; появились четыре полицейских фургона, из одного высыпала горстка солдат внутренних войск, потом к ним прибавились еще бойцы из другого фургона. Меж них похаживал человечек росточка ничтожного, коренастый и в очках, и, по жестикуляции его судя, руководил всем происходящим. Вот к нему подошел другой с длинными волосами, и очкастый сказал что-то длинноволосому, тот оглянулся, махнул кому-то рукой, и из оставшихся фургонов стали выводить людей в наручниках. Бойцы, подталкивая задержанных прикладами карабинов, теснили тех к временной дощатой стенке, сколоченной здесь, должно быть, не далее как накануне. Операторы двумя ручными камерами снимали все происходящее. Вот лицо невысокого человечка возникло крупным планом на мониторе, Ф. увидел его и вздрогнул. Он узнал комиссара Кота.

После к комиссару подошел человек с микрофоном, и вот крупным планом лицо этого человека показывают, вытянутое, с выпуклыми зубами и улыбкой, вроде лошадиной, Ф. знал этого телеведущего, хоть и не смотрел телевизора, и фамилию его припомнил лишь с трудом. Бармалов была фамилия, и вот он, улыбаясь своею лошадиной улыбкой, от которой замирают сердца сотен тысяч зрителей, в микрофон говорит:

— Здравствуйте, уважаемые телезрители. Здравствуйте и вы, дорогие наши ветераны, пожилые люди, это я обращаюсь к нашим милым старичкам и старушкам, почтенным, заслуженным людям, собравшимся несмотря на непогоду на трибунах этого стадиона.

Трибуны нестройно зашумели, старички и старушки на скамьях зааплодировали. Голос Бармалова, многократно усиленный, разносился из динамиков, и привычное, обкатанное его обаяние, будто согревало пожилых зрителей, создавало над их седыми головами какое-то подобие зонтика от непогоды.

— Итак, что же нас привело сюда в этот холодный пасмурный день? — говорил еще Бармалов с привычной риторической назойливостью. — Может быть, футбол? Нет, отнюдь не футбол! Причем здесь футбол?! Какой еще футбол? Да, черт побери, плевать на футбол! Хотя я с должным уважением отношусь всегда и поклонникам этого мужественного вида спорта и к самим спортсменам. Может быть, хоккей или баскетбол? Может быть, регби или ручной мяч? Нет, нет и еще раз нет! Нас привело сюда сегодня дело куда более важное, нужное и благородное. Нас привела сюда сама справедливость! Да-да, справедливость, говорю я вам!.. Вот сидите вы передо мною, пожилые люди, ветераны, вы, отдавшие свои молодости, свои зрелости, свои лучшие годы, свое здоровье, свой труд, энергию, опыт, энтузиазм, жар ваших сердец, знания на благо нашего прекрасного, но беспутного и нездорового отечества. Сейчас многие из вас получают свои скромные, если не сказать — нищенские — пенсии, но продолжают трудиться. Поаплодируем же тем, кто не удовлетворяясь нищенской пенсией, несмотря на возраст и болезни, продолжает трудиться!..