Старуха еще пожевала губами и почмокала. Она снова всмотрелась в лицо Казимира; ехидство будто еще отчетливей прорезалось на нем, неподвижность казимировых черт лица слегка пугала Никитишну, несмотря на искушенность ее немолодого сердца и опыт дней ее замысловатых.
— А ты бы, Казимир, только мне одной сказал, а?.. — говорила еще старуха. — Сказал бы мне, что там… А я уж никому переносить не стану. Нельзя — значит нельзя, я ведь понять могу. Я ведь не дура. Меня тут все за дуру держат, но разве ж дуры такие?.. Нет, не такие!.. Ну так что, Казимир, скажешь? Скажи, Казимирушка!.. — попросила старуха. — Ничто или что-то? А? Скажи только это. Ничто или что-то? Мы ведь с тобой были друзья, Казимирушка, так ведь? Скажи… — она смахнула пресную старушечью слезинку из уголка глаза ее усталого. — Скажи… — повторила она.
— Не что что-то… — невнятно сказал Казимир застылой своей грудью.
Никитишна вздрогнула и обернулась. У входа стояла Лиза и молча наблюдала за ней.
— Уже вернулась? — говорила Никитишна. — Как там твоя гимнастика?
— Опять сюда молиться ходишь!.. — недовольно говорила молодая женщина. — Совсем мозгов лишилась.
— Ничего не молиться, — возражала старуха, вставая. — А чего за мной шпионить-то, не понимаю?..
— Никто за тобой не шпионит. Иди, там психологи твои приехали. Зарплату просят им выдать.
Старуха поправила простыню на Казимире, вздохнула и, будто собака побитая, поплелась к выходу.
Нацепив очки, она долго листала тетрадь Гальперина. Она и без того знала все их последние заслуги, товара они в последнее время привозили достаточно, но все как-то выходило бестолково, много было порченого, причем по собственной их нерасторопности, но Лиза отчего-то терпела их, не говорила ничего; так что, вроде, и у Никитишны не было особенных оснований для придирок. Больше всего ее раздражал несуразный почерк Гальперина, торопливый и вычурный, он же ей казался еще нахальным и дерзким.
— Пишешь, как курица попой, — только и пробурчала она.
Гальперин, нервно похаживавший подле старухи, промолчал. Иванов угрюмо стоял у окна, смотрел через мутное, запотевшее стекло на двор и барабанил по подоконнику пальцами.
Гальперин, чтобы немного отвлечься, шагнул к двери раскрытой, желая поговорить с Лизой.
— Лизонька, — ласково говорил он. — Нам стало гораздо труднее работать без Казимира.
— А кто его укокошил? — гаркнула Никитишна со своего места.
— Не вмешивайся, — осадил ее Иванов.
— Хорошо, — равнодушно говорила Лиза, едва взглянув на Гальперина. — Я подумаю об этом.
— Подумай, подумай, пожалуйста, — льстиво попросил ее тот. И вернулся на место походкою своей осторожной.