Наконец, упрямая старуха закончила чтение, вооружилась калькулятором и стала считать.
— Шестнадцать единиц товара, из них одиннадцать пола мужескаго, три женскаго и два детскаго… — говорила старуха.
— Таблицу умножения-то не забыла? — мрачно сострил Иванов.
Гальперин, улыбаясь рассеянно, кивал головой, будто поддакивал.
— Одиннадцать умножить на восемьдесят пять, итого девятьсот тридцать пять; степень износа высокая — шестьдесят процентов, умножаем на ноль-шесть, — бубнила старуха.
— Как на ноль-шесть? — вскинулся Гальперин.
— Так на ноль-шесть: товар никудышный, безобразный — даже на запчасти не годится.
— Нет, на ноль-шесть я не согласен. Что такое ноль-шесть? Ноль-шесть это вообще ни в какие ворота не лезет! Иванов, скажи ей.
— Да, — весомо сказал психолог. — Ноль-восемь это еще куда ни шло. А уж ноль-шесть… — он посмотрел на Никитишну исподлобья.
— Ноль-восемь там и рядом не ночевало, — передразнила старуха. — Выходит пятьсот шестьдесят, — говорила Никитишна, взглянув на калькулятор.
— Лиза, Лиза, что это вообще такое?! — затараторил Гальперин, обращаясь к женщине, сидевшей за книгой в другой комнате с раскрытой дверью. — Я не понимаю, что происходит каждый раз. Это просто какая-то расовая дискриминация, иначе я это объяснить не могу.
Лиза флегматично взглянула на Гальперина.
— А что там всего получается? — спросила она.
— Еще не сосчитала, — отрезала старуха. — Меня все время эти сбивают. Надо их не пускать в комнату, когда я считаю.
— Да, конечно! Чтобы ты там что-нибудь в свою пользу приписала, — буркнул Гальперин.
— Трижды девяносто — двести семьдесят, — отмахнулась Никитишна. — И еще на ноль-семь. — Она записала несколько чисел на бумажке.
Гальперин простонал.
— Что детей, детей не везете? — укоризненно проговорила старуха. — дважды сто пять — двести десять. А за Казимира я бы вообще все с вас высчитала!..
— Ну ты! — крикнул Иванов от окна. — Ты давай тут… полномочия не превышай!
— Превышай не превышай!.. — возразила старуха. — Икрам вот, хоть и инородец, а товар такой везет, что взглянуть приятно.
— Не надо равнять его работу и нашу, — без запинки говорил Гальперин. — Наша функция социальная и адаптативная. А Икрам твой — бандит немытый.
— Ишь, слова-то какие выучил!.. Да толку-то от твоих слов? Итого девятьсот пятьдесят. Минус подоходный налог и отчисления в пенсионный фонд… Восемьсот десять, — решительно объявила наконец старуха.
— Нет, что бы ты не говорила, — говорил еще Гальперин, — а с этими коэффициентами я решительно не согласен. Лиза, это что за коэффициенты такие? Откуда они взялись?