Цемесская бухта (Софронов) - страница 11

Прощальные слова:
— Если скажут,
Если скажут, что погиб я, вы не верьте,
Вы не верьте!
Не пришел еще последний час.
Ах, милый город Николаев,
Николаевские верфи,
Я уверен, мы с тобой еще увидимся не раз!
Я уверен,
Мы увидимся не раз.
Гремят, грохочут выстрелы
Лавиной с темных гор!..
Ах ночь новороссийская,
Суровый разговор!
Лежит моряк израненный,
Разбита голова,
И слышатся у гавани
Прощальные слова:
— Если скажут,
Если скажут, что погиб я, вы не верьте,
Вы не верьте!
Не пришел еще последний час.
Ах, милый город Николаев,
Николаевские верфи,
Я уверен, мы с тобой еще увидимся не раз,
Я уверен,
Мы увидимся не раз.

(Кончил петь, но продолжает играть. Затем кладет баян на скамейку.) Вот так, братушки... Поиграю эту песню, и на душе благодать разливается.

Рахимов. Ты играешь песню про землю, а я свою вспоминаю... Фергану... Ферганскую долину... Кончится война, я тебя приглашаю, Василий... Сейчас там дыни... Фрукты... Поедем, Василий?

Хоботок. А чего ж нет, Гафур?! Поедем... Ираклия с собой возьмем. Поедешь, Ираклий, к Гафуру в Фергану?

Нижарадзе. Сначала в Грузию. У нас тоже достоинства имеются... Виноград... Вино молодое... Шашлык жарить будем. Сациви... Гранаты...

Хоботок. Что такое гранаты, мы знаем... А что такое сациви?

Нижарадзе. Сациви — это еда такая... Курица-индейка под ореховым соусом.

Хоботок. А разве индейки еще остались на свете?

Нижарадзе. Обязательно должны остаться... Без индейки, без курицы сациви не сделаешь.

Хоботок. Тогда безусловно должны остаться. Слушай, Гафур, а у тебя жена есть?

Рахимов. Нет... Жены нет...

Хоботок. Значит, тебя никто не ждет?

Рахимов. Зачем не ждет? Почему Гафура никто не должен ждать? Разве Гафур сирота? Гафура мать ждет.

Хоботок. А папа? Отец то есть?

Рахимов. Папа тоже ждет... Но его дома нет... Он на фронте... Папа Гафура тоже воюет.

Хоботок. Ты счастливый, Ираклий. Маша меня перевязывала и все говорила: «Я люблю Илючку моего, Илючку...» (Рахимову.) Такая тоненькая, как лозиночка... Маша Кузина... (Нижарадзе.) Повезло тебе.

Нижарадзе. А я боюсь... Там смерть на каждом шагу.

Рахимов. Где сильная любовь — смерть отступает.

Нижарадзе. Снаряды там... Бомбы... Гранаты...

Хоботок. Гранаты есть, сациви нет. (Перебирает лады баяна, напевает.)

Если скажут,
Если скажут, что погиб я, вы не верьте,
Вы не верьте!
Не пришел еще последний час.
Ах, милый город Николаев,
Николаевские верфи,
Я уверен, мы с тобой еще увидимся не раз,
Я уверен,
Мы увидимся не раз...
(Играет.)

Входит Этери Нижарадзе — мать Ираклия. Она в черном платье, в черном выгоревшем платке, седая, маленькая. В руках у нее мешочек. Мать остановилась, смотрит на сидящих бойцов. Узнает своего сына, но боится разрушить то, что ей, возможно, в эту минуту кажется видением. Она стоит с другой стороны сцены, боясь шелохнуться. Первым ее замечает Рахимов.