Как-то в среду, незадолго до обеда, Пастухов стал ангелом. Это произошло как-то тихо и незаметно. Просто в какой-то момент время остановилось и к стойке, за которой сидел Пастухов, подошёл толстенький человечек в демисезонной куртке. Из-под куртки торчали потрепанные крылья. У человечка были грустные голубые глаза. Как у спаниеля. Пастухов мигнул. Толстяк тоже.
— Ангелом стать не хотите? — толстяк печально прислонился носом к стеклу.
— Время останавливать нельзя, — Пастухов ткнул пальцем в табличку на стене. — У меня обед скоро.
— Ах, да оставьте! Что этот ваш обед по сравнению с голодными детьми Африки? — как-то уж совсем безнадёжно махнул рукой толстяк. — Я вам в ангелы предлагаю: крылышки, нимб… А вы — обед.
— Ну не скажите, — возразил Пастухов. — Обед вещь важная, и, я бы даже сказал, необходимая. Эти ваши дети отчего голодные?
— Они не мои, они — Африки, — уточнил ангел в куртке.
— Да не важно, ваши они, Африки. Главное — голодные. А голодные они оттого, что обедом пренебрегают. Между прочим, очень нехорошо с их стороны — обед игнорировать. Плохому вы детей учите, как есть плохому.
Грустноглазому стало стыдно.
— Я не специально, — буркнул он.
— Специально — не специально, а мы уже 7 минут тринадцать секунд на одном месте стоим. Кто мне это время потом вернёт?
— Придумаем что-нибудь, — толстяк задумчиво почесал в затылке. — Как только ангелом станете — обязательно придумаем.
— А зачем? — Пастухов почесал нос ручкой. — Мне и тут неплохо.
— Зачем — это мне неизвестно, — раздражённо молвил посланец. — Моё дело маленькое. Вот вы например знаете, зачем все эти идиотские штампы ставите? Нет. Вот и вы у меня по разнарядке сто двадцать седьмой. И это только с утра. Насчёт того, что вам здесь хорошо — не врите. Тут и ребёнку малому всё понятно. А уходить, в любом случае не обязательно. Ставьте свои печатки, штампики. Мир сразу переворачивать от вас никто не требует. Паспортный стол — это ведь тоже кому-то нужно.
— А что для этого надо? — вдруг встрепенулся Пастухов.
— Ничего, только форму заполните. И подпишите. Здесь и здесь. И за униформу распишитесь. Крылья, нимб, балахон белый. Всё в пакете. Не новое, но какое есть. Зато работает.
Толстяк деловито раскладывал вещи по стойке.
— Балахон можете не носить, — продолжил ангел, убирая бумаги в портфель. — Это не модно. Старики иногда надевают, но то старики. Основная масса предпочитает чёрные плащи. Но это уже дело вкуса. Вроде всё, — он поднял голову, его чистый, строгий взгляд пронзил Пастухова, словно копьё. Напускная грусть куда-то испарилась, да и сам ангел как-то подрос, стал твёрже, злее. Пастухов попятился и прикрыл глаза рукой. Затем посмотрел сквозь пальцы. Наваждение спало. Перед ним по-прежнему стоял побитый жизнью толстячок с печальными голубыми глазами.