Я вспомнил, как пленник жег князя мрачным взглядом, и мысленно поморщился. Вот ведь упрямец… прекрасно понимает, что ходит по острию ножа, и даже пальцем не шевелит, чтобы выпросить пощаду. Интересно – гордость мешает или просто не хочет жить? Неправильная у рыжего кличка: не шалый он, а дурной. Правда, эта дурость все-таки вызывает некоторое уважение. Она похожа на безрассудную гордость знаменосца, который отказывается отдавать стяг даже после того, как его полк сдался.
– Вы только подумайте, Дюс, как нам нужны свои… люди среди сирин. Кто знает, что им взбредет лет эдак через двадцать, – продолжил гнуть свое вампир.
– Ваши опасения беспочвенны, Андру, на ближайшие лет эдак пятьдесят, – передразнил я хитроумного интригана. – И вы это прекрасно знаете.
После небольшого представления, которое я устроил на встрече с главнокомандующим сирин и царем кочевников, Пустошь превратилась из Проклятых в Запретные земли, нарушение границ которых грозило суровым наказанием ослушникам. Даже курута Афиза предстояло вернуться на родину другим путем – через океан. Хотя Афиз вообще не собирался возвращаться. После коронации Лаланна часть курута отправится в Дикие земли, часть – останется в личной королевской гвардии Риса, остальные, с Афизом во главе, прокатятся грозной лавиной через Ингахию и растворятся среди народов южного континента. Молодой царь мечтал стать легендой для своего народа: он ею станет. Сирин же предстояло осваивать Сырт. Выковыривать их оттуда уже не имело смысла, да и некому было. Я вмешиваться не мог, к тому же не считал правильным: дети Верховного жить мирно не умели, государства появлялись и росли, как грибы, чтобы в один прекрасный момент рассыпаться в труху, оставив после себя другие царства. Так было, так будет, и не мне этот закон отменять. Бывшее Хогарское княжество станет новой родиной крылатых. Местом, где они будут учиться ладить с людьми. А люди – с ними. Научатся – придет время той самой империи, о которой грезила пророчица. Если же рабство останется – то уже через триста лет придется сирин снова искать защиты за высокими хребтами.
Я с головой ушел в раздумья. Вероятное будущее, изменчивое, мерцающее, разворачивалось перед взглядом текучими, как вода, картинами. Не могу сказать, что я рад был вновь обретенному дару, уж слишком он напоминал проклятие.
– Дюс, позволите задать вам один… ммм… деликатный вопрос? – вытянул меня из зыбких видений правитель нежити и, дождавшись кивка, сказал: – Узнали что-то об отце?
Вот же любознательный какой… Во все дыры нос сует. И как тот еще не отчекрыжили?