Помимо приемника в комнате было много разных чудес.
Продолговатый цилиндр, в десяток сантиметров высотой, изнутри покрытый алым бархатом, с фигурным вырезом впереди. Тонкий стальной шпиль торчит из середины. Хей, малыш, кто сейчас знает, что это такое? Этот цилиндр некогда был заполнен толстыми граммофонными пластинками, сейчас же их осталось всего несколько штук. Голоса, записанные на пластинке — голоса из прошлого. Стоит только поставить ее, и они оживут, принесут частицу своего времени.
Кресло-качалка. Боже, как оно попало сюда? Ему бы стоять сейчас на веранде, чтобы можно было теплым летним деньком покачиваться в нем, отдыхая после тяжелого дня, рядом в граммофоне пусть крутится любимая пластинка, а из кухни пахнет вкусным ужином, что приготовила любимая женушка.
Старый телевизор с экраном, чуть больше ладони. Когда-то к нему прилагалась большая линза, которая заливалась водой. Соседи приходили на телевизор, как на день рождения, семьями, и испеченный пирог был непременным атрибутом посиделок.
Это было недавно, это было давно…
(Старые вещи, у кого повернется язык назвать их старым хламом? Вещи, они иногда живут дольше, чем люди. И когда хозяева уходят, они остаются в темном одиночестве, страдая от невозможности повернуть время вспять. Им страшно и одиноко. И они зовут, просят… Их голоса достаточно сильны, чтобы достучаться до сердца человека, который этого действительно хочет…)
Вещи, они были вокруг. Они вобрали в себя время. Они сами были временем, они выжидали, затаившись во тьме, чтобы принять к себе, в свой круг.
Сергей закрыл глаза, раскинул руки. И темнота обступила его. Она была пуста и безвидна. И не было ничего дороже ее.
Он стоял во тьме, и вещи вновь зашептали о том, как было прекрасно тогда, когда солнце было ярче, звуки чище, запахи сильнее, и жизнь была наполнена другим смыслом, и само время было другим.
Оно было проще, честнее…
Время звало, просило. Секунды стали замедляться, истончаясь как воск свечи, чтобы застыть прозрачными слезинками на щеках. Время стонало, звало, плакало.
Затем оно остановилось. На миг смолкли голоса, звуки, пропали запахи. Время остановилось, а затем обратилось вспять, пошло в обратную сторону, забирая с собой неосторожного путника.
Сергей застыл, чувствуя, как погружается в прошлое.
Счастливые мгновения детства. Весна, что окружает ласковым веянием ветерка, и ожиданием чуда. Лето, встречающее теплом и радостью каждого прожитого дня. Утро, когда ты вскакиваешь с постели и несешься вниз, пропуская ступени, заносишься в кухню маленьким смерчем, разбрызгивая вокруг капли детского счастья. Бабушка уже приготовила завтрак. Когда тебе нет и десяти — все вокруг кажется пропитанным волшебством. Волшебство во всем — в стенах дома, в первых утренних лучах солнца, что пробиваются сквозь ставни, в отражении зеркал, даже в пыли, которую бабушка каждое утро вытирает мягкой фланелью. Запахи, тысячи запахов… Они во всем. Ты слышишь запах краски на заборе. И, пускай она уже наполовину облезла, свисает неопрятными зеленоватыми лохмотьями, ты все равно слышишь ее, и запах сырости, что ложится сверху, лишь добавляет пикантности. Запах земли, нагретой солнцем, запах травы. Липа, которая цветет каждую весну — она дурманит, и тысячи бронзовок слетаются на запах, и ты ловишь их, чтобы заворожено слушать как шебуршит в спичечном коробке пойманный жук-бронзовик.