Переход из холодной декабрьской ночи в летний день оказался слишком резким для нее — сон как рукой сняло. Надежда обхватила плечи. Она стояла на опушке, и жесткая лесная трава колола ноги. От жары Надя мигом вспотела, и ночная рубашка неприятно липла к телу.
— Ты выбрала не самую лучшую одежду для лесных прогулок, милочка — пробормотала Надя, оглядываясь.
Это было так необычно — сколько раз Надежда любовалась картиной, висящей в зале (довольно талантливую копию известного полотна написал один из дальних родственников Сергея по отцовской линии), и вот теперь она могла оценить все тонкости и нюансы прямо с натуры.
На самом деле запечатленный на холсте пейзаж немного отличался от оригинала. на картине отсутствовали некоторые детали — та же тропинка, что обрывалась у ручья, и вела петляя в лесную глушь, не было чахлой оградки, непонятно для чего прилепленной у самого берега, да и ручеек оказался поплоше — так скорее продолговатая лужа, годная на то, чтобы омочить сапоги, которых не было у Надежды, несмотря на легкое течение и умиротворяющее журчание.
Надежда окинула взглядом ручей — если идти вдоль берега, наверняка можно куда-нибудь прийти, вот только вниз по течению, крутые берега оврага, в котором располагался искомый ручеек, сходили на нет, и болотная осока, которая сонно шелестела на ветру, вызывала вполне явственные опасения, что беспечный путник, шагая по грязи, угодит прямиком в болото.
Надежде не хотелось в болото. Там ей делать было нечего.
Впрочем, оставался еще один путь — та самая тропинка, что уходила неведомо куда, теряясь за потемневшими стволами сосен. Несомненно она-то являлась делом рук (вернее ног) человеческих, и конечно же вела куда следует.
Оставалось только одно — сообразить, что же произошло на самом деле, и сделать соответствующие выводы.
Надежда задумчиво коснулась носа. Последнее, что осталось в памяти — странная вспышка, после которой она оказалась в этом месте. Возможно это был сон, и оставалось потерпеть, пока он не окончится.
— Конечно же сон! — вслух успокоила саму себя Надя.
Вот только этот сон был до одури реалистичен. Почти, как тогда, когда чудовище-страшило гналось за ней, разбрасываясь начинкой откидных кресел, в зале ожидания вокзала. Или тогда, когда на железном мосточке встретились двое — простушка и зазнайка-писатель, а осень дополнила встречу гуденьем проводов и шелестом сухого камыша. И насколько она помнила — оба эти сна оказались далеко не лучшими из всех, что она когда-либо видела.
(Ха! Признайся сама себе — на самом деле это было хуже, чем можно представить!)