Святой отец повернулся к своему спутнику. Транквиил смотрел на него с обожанием, как если бы жаждал услышать от учителя еще не одну мудрость, но апостол молчал. Он прекрасно знал, что и почему происходит с Ваской, но говорить об этом ангелу считал излишним. Кирпичи, как известно, просто так на голову не падают, но и жар с лихорадкой выбирают своих жертв отнюдь не случайно.
Старик поднял седые, нависавшие козырьком брови:
— Что-нибудь еще?
Транквиил колебался.
— Видишь ли, святой отец, я тут помыслил: не следует ли этому достойному человеку как-то пособить?..
На этот раз ответ апостола был краток и категоричен:
— Не следует! — и, как бы смягчая резкость слов, пояснил: — Сам подумай, что мы можем ему дать, чего бы у него не было? Господь даровал людям так много, что к этому просто нечего добавить, а главное, свою любовь! А еще тонкость чувств и способность любить, что отнюдь немаловажно… Страдает Васка, болеет тяжко — это правда, только болит-то у него не сердце и не нога — у него болит душа, а это совсем другое дело. Здесь человек сам себе доктор, и лекарство от болезни лишь одно — вера… — Старик помедлил. — Вижу, Транквиил, тебя еще что-то мучает?..
И действительно, одного взгляда на ангела было достаточно, чтобы заметить на его лице отзвуки внутренней борьбы.
— Святой отец! — начал было он, но тут же осекся. Сказал иначе: — Грешен я, святой отец, хочу тебе открыться!
— Ну, попробуй, — улыбнулся апостол, — дело богоугодное.
— Не сдержался я, помог рабу Божьему Мокею сбежать из шестнадцатого века! Стрельцы за ним гнались, вот я и… — развел руками Транквиил. — И потом, когда его вздернули на дыбе, тоже хотел…
— …но темные ребята тебя опередили! — закончил за него фразу старик. — Знаю!
Ангел еще ниже опустил голову.
— Что тебе на это сказать?.. — пожевал в задумчивости губами апостол. — Не прав ты, хоть и действовал из лучших побуждений! Ну да дело прошлое, сам наложи на себя епитимью, но особенно не зверствуй и себя не истязай. Как говорится, с кем не бывает! Нет-нет да вопреки высшим указаниям сотворишь чудо, поможешь в добром деле хорошему человечку, а потом каешься… Надеюсь, это все?..
Ангел отрицательно помотал головой и принялся возить сандалией по золотистому песку дорожки.
Старик коснулся его плеча, заметил ободряюще:
— Да не кручинься ты так! Русские говорят: «Не согрешишь — не покаешься, не покаешься — не будешь спасен!»
Транквиил тяжело вздохнул:
— Слышал я, святой отец, разговор Мерцалова с неким Хафчиком, и кровь, которой у меня нет, вскипела в жилах, которых у меня тоже нет! Зато есть один знакомый в Департаменте Темных сил, если его попросить…