— Карл Густав Юнг, мой учитель! — произнес кто-то за спиной Мокея, и от неожиданности тот вздрогнул, обернулся. Прикрыв за собой незаметную дверь, к нему направлялся невысокий худощавый человек с лысой, цвета свежеположенного бетона головой и большими, оттопыренными в стороны ушами. Передвигаясь приблатненной, вихляющей на каждом шагу походочкой, он подошел к Серпухину и с неожиданной силой пожал ему руку. Сделал движение подбородком в сторону второго портрета. — А это профессор Зигмунд Фрейд! У него, врать не буду, не учился, но работы старика вызывают уважение…
Семен Аркадьевич говорил, а сам, словно сапер на минном поле, ощупывал лицо Серпухина цепким взглядом. Улыбался похожим на щель почтового ящика ртом, но в то же время как бы к чему-то прислушивался. Так мог бы себя вести старый настройщик роялей, стремящийся по внешнему виду распознать душу инструмента.
«А ведь я его знаю, — пронеслось в голове у Мокея, — видел раньше этот подвижный, словно у кролика, розовый нос и эти бегающие глазки, не говоря уже о напоминающей посадочную полосу лысине и поросших пегим волосом больших ушах». Перед мысленным взором Серпухина промелькнуло смутное виденье, но он не успел ни рассмотреть его, ни задержать в памяти.
«Надо будет профессора так прямо в лоб и спросить!» — подумал Мокей, но тут Семен Аркадьевич, не говоря ни слова, вытащил из кармана белоснежного халата очки и поводил этим блестким предметом перед носом пациента. Потом отвел руку и снова приблизил, только что не коснувшись переносицы Серпухина золоченой дужкой. Следивший за этими манипуляциями Мокей буквально онемел. Но на этом странности члена королевского и прочих обществ не закончились. Как ни в чем не бывало он взял Серпухина под ручку и, словно на прогулке, поводил его по кабинету. Отвернулся к стене и одними губами еле слышно спросил:
— Кофе хотите?
— Спасибо, не откажусь, — почти испуганно согласился Мокей.
— Вот и отличненько! — уже совершенно нормальным голосом продолжал Шепетуха и, вернувшись к напоминавшему размером футбольное поле столу, нажал кнопку устройства внутренней связи. — Два кофе, милочка! Присаживайтесь, пожалуйста! — показал он Серпухину на кресло, сам же остался стоять. Посмотрел в задумчивости в окно, заходил развинченной походочкой от стены к стене:
— Скорее всего, друг мой, ничего страшного с вами не происходит! — Профессор остановился, бросил на Мокея проницательный взгляд. — Вас, должно быть, удивляет скорость, с которой я ставлю диагноз, но вы удивитесь еще больше, когда я скажу, что знаю, о чем вы сейчас думаете! А думаете вы, дорогой мой, о том, что где-то меня уже видели и, более того, что мы с вами знакомы. Угадал?.. Вот видите, а вы еще сомневались, стоит ли идти ко мне на прием! — губасто улыбнулся Семен Аркадьевич и опустился в кресло по другую сторону журнального столика. — Ну а теперь, голубчик, поведайте в деталях, что вас в эти стены привело, и особенно о нервном стрессе, с последствиями которого мы теперь имеем дело!