Боббо наконец закончил одеваться. Вещи его всегда были безупречно выстираны и лежали наготове аккуратными стопочками, и он привык принимать это как должное. Когда он оставался у Мэри Фишер, обязанность содержать в порядке его вещи брал на себя слуга, Гарсиа; и э то тоже Боббо принимал как должное.
«Что у Мэри Фишер сегодня на ужин?» — подумал Боббо, не ведая, что тот же вопрос чуть раньше задавала себе его жена, и ему захотелось стать кусочком изысканного деликатеса, который его любовница положила бы себе в ротик. Ах, какое блаженство, когда тебя вот так целиком, без остатка, поглощают, вбирают в себя!.. Ломтик лосося, долька апельсина, глоток шампанского!..
Вот чем любила полакомиться Мэри Фишер, дразня ваше воображение и пробуждая разные фантазии. Ох уж эта Мэри Фишер! Изысканна до невозможности. «Если купить немного свежезасоленной семги, — приговаривает она, — это выйдет не дороже, чем много-много банок консервированного тунца. Зато вкус — не сравнить!»
Это не совсем ложь, но и не правда, это так типично для всего, что Мэри Фишер изрекает и что она пишет.
Боббо вошел в гостиную и увидел свою великаншу-жену, хватающую воздух растопыренными пальцами.
— Чего ты плачешь? — спросил он.
— Да головой больно стукнулась, — сказала она, и он удовлетворился этой ложью, поскольку с минуты на минуту должны были появиться родители и, кроме того, он с некоторых пор потерял интерес к тому, что говорит или что делает его жена и почему она плачет. Уже в следующую минуту он напрочь забыл о Руфи и задумался над вопросом, который в последние дни все чаще его беспокоил: как бы поточнее узнать, что за отношения у Мэри Фишер с ее лакеем Гарсиа? Гарсиа нарезал к столу прозрачными ломтиками семгу, открывал шампанское и протирал снаружи и изнутри оконные стекла на нижних этажах. Остальную, более грязную работу по дому, он перепоручал женской прислуге. За свои труды Гарсиа получал 300 долларов в неделю, то есть в два раза больше, чем слуги-мужчины получали у других клиентов Боббо. Гарсиа подавал хозяйке кофе в маленьких кофейничках, которые он оставлял для нее на большом стеклянном столе с тускло отсвечивающим стальным стержнем вместо ножки; за этим столом Мэри Фишер писала свои романы — на тончайшей бумаге, ярко-красными чернилами. Почерк у нее был мелкий, ажурный, как паутинка. Гарсиа был высокий, упитанный молодой брюнет с красивыми длинными пальцами — знать бы еще, не забредают ли эти его пальцы куда не надо, невольно подумал Боббо. Лет Гарсиа было двадцать пять, и вид у него был такой, что мозг Боббо тотчас настраивался на сексуальную волну.