После того, как он, на ненадежных веревках спустился вниз, и, увидел то, что осталось от машины после падения, а вместе с машиной и от пассажиров, включая его жену с сестрой. Схватившись за подбородок, подняв голову по-волчьи вверх, он начал громко и протяжно выть. Спустившиеся вслед за ним охранники, в ужасе попятились, когда у них на глазах, Калас поседел.
Кроме трупов из сплющенной машины, пришлось поднимать на верх и находившегося на грани помешательства Каласа.
Когда через пару часов он кое-как пришел в себя. Началось разбирательство случившегося.
Первая версия была самая правдоподобная. Умышленная порча машины.
— Кто у нас за это отвечает? — очень плохим голосом спросил Калас у Гурона.
— Хрущ… Новенький… — чуть ли не с удовольствием сообщил Гурон.
— Найти его… Быстро, — все тем же, ничего хорошего не предвещавшим тоном приказал Калас.
* * *
Нашли, заранее назначенного виновным — Хруща Хрущова в чайхане у Махмуда. Там, куда на время пребывания гостей в байских покоях, выселили лиц, с наиболее зверскими мордами и «грязными» физиономиями.
К чести Хруща, пьян он был «в полный драбадан». Грамотные представители местной интеллигенции, называют такое состояние — клинической смертью. Но проверенный в разных передрягах механик, смотрелся молодцом, и, кроме всего прочего, мог еще в сторону невозмутимого чайханщика, чтоб ему пусто и понятно было, материться по-русски.
Причина беспробудного пьянства заключалась в том, что несколько часов назад, скрытный Махмуд, отведя глаза в сторону, как о чем-то само собой разумеющемся, сообщил ему, что «Мама для Абрама — найдена».
Более дурацких слов для серьезного пароля, найти было трудно. Кроме слов, Хрущов получил записку. Читать её пришлось в туалете. Содержание оказалось сродни обстановке, где он пытался вникнуть в смысл прочитанного. Вместо того, чтобы после прочтения ее сжечь он, из-за отсутствия спичек, ее проглотил.
Такая дрянь в желудке, ничего хорошего пищеводу не принесла. Пришлось запивать ее самогонкой, носящей поэтическое имя «Рабыня Изаура». Да и текст был скверный. Ему приказывали начать заключительную фазу операции и интересовались, что для этого необходимо.
На самогонной этикетке он нацарапал лаконичный ответ Центру: «Повод и немного (три кило) «гранипора»[1]».
* * *
На этот раз его везли не в багажнике, а между сидениями армейского грузовика. Руки за спиной скованы наручниками. На голове армейский ботинок Гурона. О том, какая здесь плохая дорога, узнал только сейчас. Щека, пока доехали, превратилась в один кровавый, занозистый блин.