Все, о чем вы мечтали (Петров) - страница 91

  Хрена се - не должно! Чуть не убили! Допустим, меня-то это не слишком волнует, разбираюсь потихоньку, но тот болван, которого я изволю изображать, очень даже взволнован. Уссаться должен от самого факта такой возможности! Явились - не запылились и никаких объяснений! У Пепе коня грохнули и сам с дырой в плече. Кого-то хоть там убили? Кто стрелял? Чего - я один с трофеями? Ваши все разбежались? Ну, хоть к этому трупешнику прояви интерес - покопайся в карманах, документы поищи. Давай ему усы сбреем, вдруг опознаешь!

  И так всю дорогу. За кого меня держат! За идиота? Согласен, но я ведь трусливого идиота изображаю. Мне надо все объяснять, успокаивать, говорить, что моему здоровью ничего не угрожает. Хвалить за храбрость, мать вашу! Я что тут - зря стараюсь? Маршрут не объясняют, с людьми знакомиться не дают, политинформации о международном положении не проводят. Переоделся, поел, сопли вытер и - в люлю. Вылавливаю скудные кусочки сведений, хренотенью какой-то занимаюсь. Подумаешь, секрет - едем через Париж! И то - сколько раздаивал. А зачем - в Париж, почему - Париж? Это уже космос. Атом! Никому. Нигугу. Б...ь! Смотрите в окно на селянок, граф, и не морочьте себе голову.

  Относятся как к быдлу! Кугеля за стол хотели не пускать. В первый же вечер определился порядок. Мы с графом за отдельным (жратва та же, только посуда получше). Испанская четверка за другим столом, они по трое ужинают: четвертый в комнатах остается, ему с собой наверх берут. А Кугеля, скоты, на кухню отправили: пусть найдет себе чего-нибудь, перекусит в уголочке. Графу потом в счет включат. Суки! Ну я им задал, устроил истерику. Чтобы молоко и мед, и хлеб чтобы теплый! Пусть Кугель прислуживает и пробует сначала, чтобы не отравили. Да нехрен стоять, пусть садится и пробует, мое драгоценное здоровье дороже. Поняли, твари? С утра за завтраком Кугель уже законно сидел на испанской территории. Граф приказал. Сука! Жаль - я готовился, собирался всех облевать, типа - помираю. Потом извинился бы, что показалось.

  Третья неделя на исходе, середина декабря. И где он, тот Париж? Далеко еще? Не говорят...

  Сейчас и в окно не посмотреть. С трудом удерживаю Пепе после толчков на колдобинах. Тяжелый, гад, да и я вымотался, мышцы гудят. Те, что остались...

  Несколько часов прошло, как потерял сознание и больше не приходит в себя. Наверняка за это время хоть одну деревню, да проехали. Кажется, темнеет. Последний час толчков поменьше, дорога получше. Только грохот достал, как по брусчатке едем. Так и здорового растрясет.