Ноги путались в длинных полах рясы. Я снял ее и оставил в алькове. Решил, что заберу на обратном пути. И, оставшись в джинсах и рубашке, продолжал идти. Шум за спиной заставил меня подскочить и обернуться. Я ожидал столкнуться нос к носу с женщиной, но это оказалась всего лишь крыса. И я с благодарностью вспомнил о спрятанном за поясом маленьком охотничьем ноже.
Но где же она? Я двинулся вперед, осторожно ступая по расколотой брусчатке у входа в катакомбы. Дверь обрамляли две колонны с барельефом, изображавшим Агатодемона — божества Птолемеев в образе кобры с раздвоенным хвостом. Во втором веке он был небесным хранителем Александрии. Один хвост обвил посох Гермеса, он носил щит Персея со змееволосой Медузой. Я внимательно смотрел на барельеф. Здесь находился мой первый ключ. Двойник Изабеллы привел меня туда, куда позвала настоящая Изабелла, Изабелла моих грез. Но почему? Или это ловушка?
Справившись со страхом, я осторожно двинулся дальше, оглядываясь на каменные погребальные фигуры: не притаилась ли она за одной из них, не собирается ли напасть?
При входе в усыпальницу были вырублены две ниши. В левой стояла статуя женщины, в нише напротив — ее пара: жуткий в своей безмятежности мужчина. От вида этого бессменного караула мне стало не по себе. На статуях я не заметил надписей, но они были, видимо, мужем и женой, соединившимися в вечном браке. Над входом распростер соколиные крылья солнечный диск — вырезанный в камне символ Гора. Везде я видел смешанную аллегорию — свидетельство сдвига культур. Разнородная знать спешила заручиться поддержкой прошлого в лице фараонов, эллинского настоящего и присматривалась к римскому будущему, боясь нанести обиду и первому, и второму, и третьему, — поистине это была культура страха. Она напомнила мне обо всех существовавших в этом месте диктаторских режимах и о Маджеде с его марионеточным царством. Я поднял голову — не догоняет ли меня Мосри? Тишина в катакомбах была шумной — казалось, в неподвижном воздухе хлопали тысячи призрачных крыльев. Решив, что женщина может прятаться за одним из надгробных памятников, я вступил в усыпальницу.
На стене были вырезаны два изображения Анубиса — бога мумификации с головой шакала. У одного шакалья голова венчала тело римского легионера. Мускулистые бедра прикрывала кожаная юбка; в руке воин держал копье, другой опирался о щит. Реализм фигуры показался мне более зловещим, чем стилизованная египетская иконография. Получалась яркая иллюстрация того, как диктаторские режимы ассимилируют местные верования, чтобы усилить собственную власть. Я почти услышал грозившее насилием низкое рычание легионера-шакала.