— Воистину так. Но я слышал, что в таких случаях лучше помогает крепкий кофе. Вам сварить?
— Прекрасная идея, — пробормотал я, надеясь, что у меня не слишком заплетается язык. — Мы с моим другом выпьем в гостиной.
Барри прошел за мной в большое помещение и присвистнул, когда я зажег свет.
— Черт, не представлял, какое здесь шикарное место. Стоит привыкнуть к подобному дерьму, и это станет началом морального распада, не говоря уже о твоем мандате социалиста.
— Что еще за мандат социалиста? — промямлил я.
— Дружище, Изабелла тебя сдала.
— В бытность студентом я вступил в так называемую социалистическую партию Великобритании с единственной целью — трахаться. Мне хотелось одного — вырваться из родительского дома, где приходилось жить по принципу «двое встают, двое ложатся».[7] И я совершенно не хотел оказаться в шахте. В итоге все получилось по-моему — что ж, расстреливай меня, если есть желание. — Я не собирался перед ним оправдываться, но прозвучало это именно так.
— Да ты, оказывается, ходок вроде меня.
Барри схватил водруженную на буфет каску времен Второй мировой войны, нахлобучил набекрень на голову и принялся, вытягивая ногу, маршировать по паркетному полу.
— Полагаешь, стоит остановиться, и твое прошлое — тяжелое детство, пустые свиданки, сомнительная мораль и рабочее происхождение — навалится на тебя: бах-бах, и ты готов?
— Иногда появляется такое чувство. — Я сел на пол, ощутив себя совершенно выжатым после событий прошедшего дня: похороны, поминки и странная встреча на кладбище. — Барри, я слишком пьян и несчастен, чтобы философствовать.
Настроение австралийца тут же изменилось. Он снял каску и помог мне подняться.
— Ты прав, дружище, веди меня к золотому тельцу.
Я отпер дверь в спальню. Обычно мы на вилле не закрывали замки, но настойчивые предупреждения Фахира все-таки пробили заволакивающий мое сознание туман. Это было самое малое, что я мог делать. Стальной цилиндр стоял на полу в середине комнаты — там, где я его оставил. Грязь и вода все еще сочились из трубы на ковер. Барри нагнулся и постучал по стенке цилиндра.
— Это внутри?
— Если верить металлоискателю. Что-то вроде навигационного инструмента — по крайней мере так считала Изабелла. Еще она упоминала, что механизм заключен в деревянный корпус.
— Навигационный инструмент? О какой эпохе мы рассуждаем?
Не представляю, стал бы я так откровенничать, если бы не был пьян. Но лицо Барри показалось мне таким открытым, а белокурые жесткие волосы торчали во все стороны, словно иглы дикобраза.
— Об эпохе Птолемеев, кажется, о времени Клеопатры. — Я помнил, что Изабелла относила астрариум к периоду жизни Клеопатры, но подозревала, что прибор может быть и древнее. Теперь я пожалел, что не слушал ее сбивчивых объяснений внимательнее.