— Он создан не в эпоху Клеопатры, а во времена фараонов, в период двадцатой династии, точнее — в период правления Рамсеса Третьего, одного из великих правителей Фив. Интересно, что здесь имеются два картуша или, если угодно, две подписи фараонов. Одна — Рамсеса Третьего, который, как я понимаю, приказал сконструировать устройство. Другая — Нектанеба II, царствовавшего на закате эпохи — тридцатой династии.
— Господи, Барри был прав! — не удержался я.
Боковым зрением я заметил, как при упоминании имени Барри Гермес поднял на меня глаза. Он продолжал говорить, но я был слишком рассеян, чтобы сосредоточиться, и рассматривал строки иероглифов. На бронзе они были слишком миниатюрными — не выше миллиметра в высоту. В увеличенном формате я узнал пару из них: символ солнца и в то же время бога бальзамирования Ра и иероглиф Анубиса, изображенного в виде головы шакала. Протянул руку, коснулся зубчатого края шестерни. Да, механизм, сконструированный в эпоху фараонов, являлся бесценным историческим артефактом. Но достаточная ли это причина, чтобы убивать? Или умирать за него?
— Оливер, — прервал мои мысли Гермес, — вы что-нибудь знаете о тридцатой династии?
— Знаю, что она правила около четырехсотого года до нашей эры.
— Верно. К тому времени, когда на престол взошел Нектанеб Второй, Египет являл собой государство, вряд ли более сильное, чем банановая республика, и сохранял независимость от Персии только благодаря спартанским наймитам. С начала царствования перед Нектанебом Вторым стояли две главные задачи: удерживать власть и противопоставлять постоянной угрозе персов с их совершенным оружием опасную жажду наживы наемников-спартанцев, которых приглашали на роль защитников Египта. Более всего молодой царь стремился сплотить страну и возвратить нации самоуважение. В каком-то отношении это происходит и теперь, в современном Египте. — Гермес помолчал, затем снова собрался с мыслями. — Фараон восстанавливал самосознание Египта тремя путями. Во-первых, напоминал народу о былом величии страны, когда египтяне правили всем известным миром, а персы и греки по сравнению с ними были примитивными выскочками. Во-вторых, усиливал свое влияние в среде жрецов, крестьян и образованной знати, подчеркивая, что он угоден богам. Из этого следовал третий путь: построить столько храмов, сколько он мог осилить в течение своего правления. В этом смысле астрариум, уже во времена Нектанеба Второго ставший легендарным, известным своей магической силой предметом, принадлежавшим самим великим Рамсесам, являл собой важный политический символ. Владеть им было для фараона равносильно утверждению, что он ведет род от Рамсесов и от богов — особенно от Исиды, наиболее могущественной в пантеоне богинь, которой и был посвящен этот механизм.