Кровавый разлив (Айзман) - страница 29

— Чего ты пришелъ?

И голосъ былъ чудовищный, — тонкій, сплющенный, хриплый.

— Чего ты пришелъ?.. Осень, торговля идетъ бойко, и надо сидѣть въ лавкѣ…

Абрамъ успокоилъ жену, сказавъ, что сейчасъ уйдетъ.

— Розочка, дай мнѣ напиться, — попросила Хана. И ворчливо продолжала:- новыя моды вовсе! Расхаживаетъ!.. А торговать кто будетъ?.. Покупатель за тобой побѣжитъ?.. Подождешь, пока побѣжитъ… Розочка, пить!..

Но раньше, чѣмъ дѣвочка успѣла подать матери прописанную Пасхаловымъ подслащенную настойку изъ дигиталиса, больная уже впала въ дремоту.

Абрамъ присѣлъ противъ жены, на сундучкѣ, и печальными, тревожными глазами уставился на больную. Плоскія, большія уши его были блѣдны, какъ тѣсто, блѣдно было и лицо и губы, и губы слегка дрожали.

Такъ еще недавно человѣкъ этотъ чувствовалъ себя отлично, почти счастливымъ, и у Бога своего просилъ только одного — здоровья для жены. И казалось, что и этой мольбѣ внимаетъ Всеблагій, и что Хана поправляется. Абрамъ подсаживался тогда къ женѣ, и съ ней вмѣстѣ начиналъ радостно мечтать о будущемъ.

— Теперь, Хана, Богъ за насъ, — говорилъ онъ. — Онъ хочетъ намъ помочь, ты видишь сама.

— Да будеть благословенно Его святое имя, — со вздохомъ благодарности отвѣчала Хана.

— И вотъ я знаю, что ты скоро совсѣмъ выздоровѣешь… Легче пьянаго поставить на ноги, чѣмъ бѣднаго, а мы, однако, вотъ поднялись… И Розочка теперь ужъ непремѣнно будетъ человѣкъ!

На комодѣ, покрытомъ вязаной гарусной скатертью, подъ фотографической карточкой Мосейки, сверкаютъ золотые обрѣзы наградныхъ книгъ Розочки; надъ Мосейкой — въ золоченой рамочкѣ, за стекломъ, ея послѣдній похвальный листъ. Въ углу, подъ стуломъ, стоятъ ея новыя ботинки, желтыя, на пуговицахъ, и на стулѣ лежитъ зеленая, новая же форма… Абрамъ смотритъ на все это, и сердце его переполняется умиленіемъ и гордостью… Возбужденный, онъ мечтаетъ.

— Ты думаешь, простымъ докторомъ будетъ Розочка?.. Ого! Знаменитымъ докторомъ. Лучше всѣхъ профессоровъ!.. Будетъ жить въ Одессѣ, на самой главной улицѣ… а то, такъ даже въ Петербургѣ… Думаешь, испугается Петербурга? Нисколичко… И не безпокойся, она не будетъ, какъ наши собаки — Бернфельдъ и Степаненко, которые бѣднаго человѣка и не допускаютъ до себя… Всѣхъ лѣчи, всѣ одинаковы! — бѣдный, богатый, все равно… У богатаго — сто рублей за визитъ, двѣсти бери!.. Богатый можетъ!.. Богатый все можетъ! Богатая дама можетъ себѣ позволить и два раза въ году рожать… Съ богатаго дери… А бѣдный… Ахъ, Хана! Если бы ты только могла понять, какая голова у нашей дѣвочки!

— «Герои Греціи», — задумчиво, тихо протягиваетъ Хана.