Все опять яростно зааплодировали. Мне захотелось вылететь на сцену и вмазать по довольно лоснящейся физиономии этого шута горохового. Тем временем Бенедикт Романович спустился со сцены и с комфортом устроился за столиком в мягком кресле. Милана осталась на сцене, подошла к микрофону и громко объявила:
— Для нашего дорогого гостя!
Милана бросила взгляд на музыкантов, которые расселись за инструментами за её спиной, и запела «Очи чёрные» Михаила Круга:
Над обрывом гнётся ива
Сердце рвётся в облака
Что ты, Русь, глядишь тоскливо
От чего печаль-тоска
Где твоя былая удаль
Золотые времена
Эх, сударыня, эх сударь
Не осталось ни хрена
Бенедикт Романович остались довольны, и выразили свою радость аплодисментами. Милана исполнила несколько русско-народных песен: «Ехали на тройке с бубенцами», «Окрасился месяц багрянцем», «Тонкая рябина». А когда Милана запела «Когда я вернусь в Россию», олигарх даже прослезился.
Но я вернусь в Россию на рассвете
А я вернусь в свой город над рекой
А я вернусь пусть даже после смерти
С разбитым сердцем, с раненой душой
А я вернусь домой святой и грешной
Согреет водка голос мой больной
Моя душа заплачет безутешно
Когда вернусь, когда вернусь
Я в дом родной
В конце концов, последнюю песню «Приходите в мой дом», Бенедикт Романович исполнял вместе с Миланой, обняв за талию.
Я закрою глаза, и обиды забуду,
Я прощу всё, что можно, и всё, что нельзя.
Но другим никогда, Видит Бог, я не буду,
Если что-то не так, Вы простите меня.
Конец песни утонул в бурных аплодисментах. Любовь к шансону — неотъемлемая черта нашей «аристократии бабла». Вместе с олигархом Милана спустилась с эстрады и села за его столик. Двое «подаренных» парней застыли около неё, словно часовые. Как из рога изобилия посыпались выступления певцов, пародистов, жонглёров. По залу, как призраки скользили официанты, обнося присутствующих десертом, коктейлями. Мне принесли кофе капучино, надо сказать, великолепный, горячий, с огромной шапкой молока, посыпанной корицей. Вообще, почти все на празднике было сделано по высшему разряду. Я задавался вопросом, кто оплачивал весь этот банкет. Я понял, что сама яхта принадлежала Бенедикту Романовичу. Неужели он и праздник проплатил тоже? От большой любви к Милане?
Возникла странная пауза, я взглянул на сцену — никто не вышел. Наверно, перерыв, сделал глоток кофе и чуть не поперхнулся, услышав голос Лифшица, который, как приведение, возник рядом:
— Олег, исполни что-нибудь.
Я взглянул на него с таким видом, что другой бы на его месте, провалился сквозь землю, но второй режиссёр, несмотря на свою кажущуюся подобострастность, обладал железным характером и всегда добивался того, что хотел.