— Скорая! — закричал я. — Пожалуйста, гостиница… черт, — я похолодел от ужаса, вспомнив, что не знаю названия этого проклятого места. Судорожно обернулся и увидел на подушке вышитые золотой вязью слова. — Гостиница «Жемчужина». Номер двести семь. Женщина умирает. Приезжайте быстрее!
— Представьтесь.
Я матерно выругался, к чему эти пустые, ненужные формальности?! Буркнул имя. В трубке что-то щёлкнуло, и голос холодно произнёс:
— Ждите, выезжаем.
Я бросил трубку, прижал Милану к себе, чувствуя, как из неё по каплям уходит жизнь.
— Чего случилось? — услышал я голос знакомого водилы. — Плохо стало?
— Да, — глухо ответил я. — Ты как здесь оказался?
— Дык, решил тебе помочь, ты, как сумасшедший бежал, я за тобой, еле успел, — ответил он. Подошёл ближе и, заглянув в мертвенное лицо Миланы, протянул радостно: — Ух, ты, артистка, известная. А ты как понял, что ей плохо? — поинтересовался он. — Ты её знаешь? Да? Она позвонила тебе?
— Неважно.
— Смотри-ка, ты прям экстрасенс, как Кастильский. Он тоже ясновидящий. Все про всех знает, предупреждает. Молодец. Да-а-а, — протянул он, оглядывая номер. — Неплохо эти артисты живут. Шикарно, а мы тут корячимся-корячимся, а шиш имеем…
— Слушай, помоги, пожалуйста, — я не выдержал его трескотни. — Встреть скорую, чтобы они сразу сюда пришли.
Водила кивнул и мгновенно исчез. Через десять минут я услышал топот ног, в номер вошли трое в белых халатах с носилками. Один из них, оказавшись около Миланы, пощупал ей пульс, и, нахмурившись, покачал головой. Её положили на носилки, ввели капельницу. Я сидел, сгорбившись на диване, не в силах задать простой вопрос, ответ на который мне так хотелось услышать. Я заставил себя встать, подошёл к носилкам, вглядываясь в бледное лицо Миланы.
— Все-все, несите аккуратно, — сказал врач.
Я остался стоять посредине номера, оглянулся на брошенный плед бежевого цвета с кровавыми разводами, выбитую дверь.
— Вот он! — услышал я сердитый возглас.
На пороге стояла немолодая женщина в форменной одежде с бейджиком и двое ментов.
— Вы что, молодой человек, себе позволяете?! — визгливо вскрикнула она. — Врываетесь, разносите номер на куски! Боже мой, что это?! — вскрикнула она, хватаясь одной рукой за сердце, а другой, поднимая за краешек окровавленный плед.
Меня охватило тупое равнодушие, я не сопротивлялся, когда мент надел мне наручники и, подталкивая в спину, вывел в коридор. Я не сказал ни слова в своё оправдание, да разве мне кто-нибудь поверил бы? Это не имело ни малейшего значения. Я медленно умирал вместе с Миланой.