— Из-за таких мелочей убивать? — всплеснув руками, воскликнула Галя. — Не верю!
— Ну, поссорились в очередной раз, Лифшиц Гришку и того. И орудие убийства, то есть ножичек этот, у него нашли.
— Орудие убийства? А что же он его не выкинул? Хранил как память? — не выдержал я.
Виссарион Германович, уловив, в моих словах ядовитую усмешку, насупился и проворчал:
— Откуда мне знать? Может и хранил. Ментам лучше знать.
— Да, нашим ментам всегда все хорошо известно, — язвительно прокомментировал я.
— Олежек, а у тебя подозрения имеются? — осторожно спросила Галя. — Ты знаешь, кто на самом деле убил Гришу?
Я запнулся, осознав, что вмешался совершенно напрасно, но отказываться было поздно.
— Я слишком мало общался с Лифшицем, — уклончиво начал я. — Но мне кажется, он не способен на убийство.
— Вот-вот, и я говорю, — обрадовано подхватила Галя.
— Много вы понимаете, — обиделся администратор. — Я самолично слыхал, как Гришка ругался с Юркой. Гришка кричал, что пойдём к ментам и все расскажет. Значит, на Юрке-то не одно чёрное дельце-то висит. А Гришка-то про это прознал, и шантажировать стал. Угрожал, стало быть, разоблачением. Вот и поплатился.
— А чем конкретно Григорий угрожал? — поинтересовался я.
— Грил, что вы, мол, воспользовались моим обстоятельствами тяжёлыми и втянули в грязное дело, — важно изрёк Виссарион Германович.
Перед глазами всплыла сцена в кафе, когда Розенштейн громогласно отчитывал Лифшица за то, что тот никак не может найти Северцева. Если он оба прекрасно знали, что Григорий мёртв, для чего разыгрывать представление на публику? Но тогда при чем тут моё видение, в котором Лифшиц не присутствовал? Но кто сказал, что я должен верить тому, что мне привиделось?
— Ну вот, все готово, — мягко проведя по моим волосам, произнесла Галя. — Давай, Олежек, ни пуха тебе! Знаешь ведь, сегодня заканчиваем.
В костюмерной я переоделся в жалкий, потрёпанный костюм, и с досадой решил, что под конец съёмок у группы стало плохо с финансами. Но попав на съёмочную площадку, я потерял дар речи от великолепия обстановки, живо воскресавшей в памяти дворцовые залы. Просторное помещение сплошь заставленное старинной мебелью. Обтянутые золотистым шёлком, украшенные резными финтифлюшками диваны со спинками в виде тетивы лука. Кушетки, кресла, стулья с гнутыми ножками, четыре хрустальные люстры на бронзовом основании, похожем на диковинные цветы.
Высоченные арочные окна, задрапированные плюшевыми портьерами и ламбрекенами с бахромой. На второй этаж вела широкая, винтовая лестница с ажурными, чугунными перилами и ступеньками из белоснежного мрамора. Потолок из брусков отполированного красного дерева. У стены я заметил рельсы с камерой, за которой суетился Кирилл с помощниками. Посреди всего этой роскоши я ощущал себя чрезвычайно дискомфортно в замызганном костюмчике.