— Если откровенно, что-то вроде…
— Ну, тогда мы квиты, — сказал Мазур. — Честно говоря, я тоже ожидал увидеть нечто другое. Очкастую кривоногую девицу в старушечьем платье, со стопкой книг под мышкой, распространяющую затхлый запах палеонтологических окаменелостей…
— Я — историк…
— Ну, в таком случае — затхлый запах исторических пергаментов…
Девушка улыбнулась почти спокойно:
— Ради точности — я специализируюсь на второй мировой. Вторая мировая война на море.
— Все равно, — сказал Мазур. — Любой архив, я думаю, пылью пропах…
— Не всякий. Вы забыли про компьютерные архивы.
— А это чего? — спросил Мазур тоном классического деревенского увальня с соломой в волосах и вилами под мышкой.
— Вот теперь — притворяетесь. По-моему, вы не такой простой…
— Простыми, дипломированная сеньорита, бывают только карандаши, да и то не все, — сказал Мазур. — Итак… Кристина-Мария-Луиза-Вероника-Амалия, насколько мне известно? Можно ради экономии времени выбрать какое-то одно имя из пяти? Вряд ли вас все время зовут пятью, даже в кругу благородных идальго…
— Кристина.
— Жаль.
— Почему?
— Предпочел бы Луизу, — сказал Мазур безмятежно. — При звуке имени «Луиза» у меня отчего-то возникает перед глазами образ порочной, распущенной, но очаровательной француженки с томным синим взором и полуприкрытой кружевами грудью…
— Ваш идеал женщины, а? Или… — она прищурилась. — Или такая вас лишила невинности в каком-нибудь портовом борделе?
— Господи боже, — сказал Мазур, выезжая на шоссе. — Ваши предки будут вертеться в гробах, как жареный барашек на вертеле. Такой лексикон для правнучки конкистадоров…
— Двадцатый век, как-никак, — сказала она, усмехаясь. — Эмансипация и все такое…
— Понятно, — кивнул Мазур. — Откровенно говоря, я бы предпочел кривоножку в очках…
— Значит, я вам не нравлюсь?
— Нравитесь, отчего же, — сказал Мазур. — Если речь идет о моих умозаключениях, то они таковы: с вами было бы весьма недурно побарахтаться в сарае на свежем сене, ночку-другую, но вот что касается постоянных, сложных и серьезных отношений — господи пронеси! Потому что такие как вы, своей сложной и утонченной натурой, яркой индивидуальностью всю душу вымотают. Но, повторяю, в сарае, да на свежем сене, без всяких обязательств…
Как он и рассчитывал, Кристина прямо-таки задохнулась от ярости, возмущенно отвернулась, уставилась на пролетающую мимо зеленую стену леса. Мазур ухмылялся про себя. Именно такую линию и следовало держать — то и дело злить ее, раздражать, сердить, выводить из себя. В ярости человек скорее проговорится, откроется, вообще, будет доступнее для анализа, для