У гуйло были густые мохнатые бакенбарды и сверлящий взгляд, который, казалось, успел обшарить каждую пядь улицы. И хотя это жуткое видение прорычало низким голосом: «Ну-с, ваше высочество, пойдем-ка взглянем на клинику, для которой твоя мать заставляет меня выписывать чеки», бледнолицый ребенок схватил его волосатую руку с такой же радостью, с какой сама девочка-китаянка бежала к отцу.
Пораженная этой неожиданной встречей с богатыми гуйло, она уставилась на них. Женщина гуйло — гуйло, высокая, с рыжевато-коричневой кожей, — словно тигрица, шагнула из машины. Громко смеясь, она взяла девочку за другую руку, и на какой-то ослепительный миг показалось, все люди на тротуаре и даже машины замерли, и семья стояла в полном сборе — блистательное трио, победно смотрящее на свой Гонконг. Потом мать заметила затаившую дыхание, смотревшую на них во все глаза девочку.
— Дункан, дорогой. Посмотри, какой прелестный ребенок!
Буравящие голубые глаза пригвоздили девочку к тротуару.
— В ней есть шанхайская кровь. Чистокровные кантонцы никогда не бывают такими хорошенькими.
Он засмеялся:
— Вырастет — станет сердцеедкой.
Их белокурое дитя взглянуло на девочку своими спокойными голубыми — еще более голубыми, чем у отца, — глазами, словно ей тоже было любопытно, что же означает «сердцеедка».
— Виктория! Ну же, пойдем!
— Она щурится, мамочка.
— Она не щурится. Она китаянка.
— Нет, мамочка. Ей нужны очки, как Саманте из школы, верховой езды.
Мать-гуйло наклонилась, и ее огромное лицо нависло над девочкой, как луна.
— Ей-Богу, Виктория, возможно, ты права. Хорошие очки!
Она опять распрямилась во весь свой изумляющий рост и обратилась к тетушке Чен громким, отчетливым голосом:
— Послушайте, этому ребенку нужны очки. Я хочу, чтобы вы сказали это учителям. Школы составляют смету расходов на год — они заплатят.
Лицо старой ама стало неподвижным и непроницаемым, как глянцевая погребальная урна.
— Боже правый! Как будет на этом чертовом китайском «очки»?
— Нань гэн, — шепнула девочка тетушке Чен. — Леди говорит, что мне нужны очки.
— Нань гэн? Спроси у этой басурманки — может, нам купить еще и мотоцикл?
— Школа…
— Неправильно, — вмешалась золотоволосая Виктория. — Очки будет янь гин.
Девочка ее вежливо поправила:
— Янь цзин. Вы говорите на безукоризненном путунхуа. Но, к сожалению, моя бедная ама — кантонка.
Отец Виктории засмеялся:
— Как она вас поддела, ваше высочество! Хватит с тебя этих уроков китайского. Будем надеяться, что верховая езда пойдет тебе больше на пользу.
Виктория вздрогнула, когда отец засмеялся над ней. Ее розовые щеки залились пунцовой краской, и девочка почти физически ощутила обиду, сквозившую в глазах Виктории. Но уже в следующую минуту она резко выпрямилась, высоко вскинула подбородок и ошеломила девочку отрывистой гневной отповедью собственному отцу.