Единственное, что я знаю о смерти – она похожа на то редкое чувство покоя, которое иногда приходит перед самым глубоким сном. Когда становится всё равно, проснешься ты или нет.
Вот о чем я думала, глядя на храм. Крестившаяся пара давно ушла, и я была почти одна во всем церковном дворе.
Бабушка окрестила меня в каком‑то совсем невменяемом возрасте, поэтому я спокойно захожу в храм, даже иногда молюсь – как умею – и ставлю свечи.
Теперь я решила поставить девять свечей.
Спросила у строгой старушки, которая продавала при входе церковную литературу, иконки и свечки:
– Можно ставить свечу, если человек некрещеный?
– Можете поставить, помолиться, а вот у алтаря поминовение заказывать нельзя.
Я не уверена в том, что все дятловцы были некрещеными. Время для людей религиозных было тяжелым, но многие крестили детей тайно. Наверняка крещеной была Зина – она родом из деревни, – да и многие другие тоже. Но я ведь не знала этого точно.
Купила не девять, а десять свечей – захотелось поставить одну за здравие. Бывшего мужа Вадика.
Когда я подошла к распятию, где ставили свечки за упокой, руки мои стали скользкими от воска.
Я ставила свечки одну за одной, они стояли ровно, и пламя вытягивалось высоко.
Упокой, Господи, душу раба твоего Игоря и всех сродников и благодетелей моих, прости им все их прегрешения вольныя и невольныя и даруй им Царствие Небесное ныне и присно и во веки веков. Аминь.
Я прочла молитву ровно девять раз. Мне вправду хотелось, чтобы Господь услышал меня, я ведь не совсем пропащий человек.
С последней свечой пошла к другой иконе, и тут случилась неожиданная вещь. Свеча погнулась у меня в руке, я хотела ее выправить, разогнув обратно, но она разломилась на две половинки, скрепленные фитилем. Я растерялась. Выбрасывать свечку не хотелось…
Пришлось вырвать фитиль из одной половинки и поставить свечу – в два раза укороченную и с длинным хвостиком – перед иконой. Она загорела ровно и ярко, но я всё равно подумала, что это дурной знак: не быть нам с Вадиком вместе.
Оставшуюся, бесполезную для зажигания, половинку свечи я положила в сумку. И пошла к выходу, мелко и неумело крестясь.
12.
Дома соскучился Шумахер. Когда я ухожу, он садится на подоконник и долго смотрит в окно на птичек. Мне хорошо видны с улицы его пушистые щеки. Мы с ним немножко пообщались, потом я быстро заварила свежего чаю и пошла претворять свой сон в жизнь.
Эмиль Сергеевич ясно распорядился «найти картонный конвертик». Ничего сложного – в сумке было только два таких, и оба – из квартиры соседа. В первом конверте лежала пачка ксерокопий, часть которых дублировала документы, полученные мной от Светы. А вот из второго я достала свеженькие, недавно распечатанные на хорошем принтере листы. Это был современный текст, но никаких сомнений, он также касался дятловцев.