– Ну и что? – безмятежно пожал плечами Барсов. – Посадят – нажмете на диск и тут же вернетесь.
– Тут же? – тревожно переспросил Сергей.
– В ту же се-кун-ду, – по слогам произнес Андрей. – Наши капсулы – мгновенного действия.
Анатолий Васильевич опять немного покашлял.
– Вообще-то, если хорошо поработаете – обязательно должны посадить.
Сергей подскочил на стуле и с яростью посмотрел на Андрея.
– Ну, знаешь! – воскликнул он. – Ты меня, если разобраться, всю жизнь подставлял. Я у тебя – подопытная крыса, на которую сыплются все шишки, а ты – такой ученый в чистеньком халатике, который смотрит в монитор и строчит в своем журнальчике! Вот ты сначала там посадись, экспериментатор хренов, расстреляйся, а потом расскажешь свои ощущения.
– Вы слишком плохо думаете о своем друге, Сережа, – мягко прервал Барсов его тираду, исполненную справедливого гнева.
– Я плохо думаю, – задохнулся от возмущения Сергей. – Да, я плохо думаю! Даже очень плохо! А что вы хотели? Меня отец в детстве из-за него в угол однажды поставил! За то, что я доверил мой новенький трехколесный велосипед этому типу…
Голос Сергея предательски задрожал – очень жалко стало трехколесный велосипед, превращенный двадцать с лишним лет назад в три аккуратные кучки: в одной лежали ровно сложенные спицы, в другой – три новеньких блестящих колеса, а в третьей – руль и много винтиков. Этим кучкам больше не суждено было стать велосипедом, и гнев Бахметьева- старшего, как, собственно, и младшего, не знал границ.
Анатолий Васильевич поднялся из-за стола.
– Вы несправедливы, Сергей! Давайте-ка прогуляемся в наш наблюдательный пункт. Там вы многое поймете. Ладно, Андрей, не дуйтесь. Сергей же практически ничего не знает.
Пока они шли по длинному коридору, Барсов объяснял, какой замечательный ученый его друг Андрей. «Друг Андрей» в это время метал на Сергея обиженные взгляды.
«Пробрало», – злорадно думал Сергей, не собираясь его прощать за такое пренебрежение к его жизни, свободе, безопасности… и велосипеду!
– Андрей тщательно позаботился о вашей безопасности, рискуя собственной жизнью, – тем временем объяснял Анатолий Васильевич, шагая по коридору упругой мальчишеской походкой. – Он проделал большую подготовительную работу, обеспечил вам, если можно так сказать, место высадки.
– Все равно дурак, – пробормотал Сергей, правда, стараясь, чтобы его никто не услышал.
Они вошли в наблюдательный пункт. Там было много компьютеров и дисплеев с бегущими по ним змейками и того, что Сергей в другом месте принял бы за гинекологические кресла, над которыми зачем-то соорудили блестящие металлические колпаки. Это производило бы очень сильное впечатление обители науки, превращаемой в практику, если бы не банки и бутылки из-под кока-колы, чашки с недопитым кофе и недоеденные суши, которые громоздились на столах вперемешку с проводами. Провода тесно переплетались между собой и уходили в недра высоких шкафов. Их можно было бы принять за железные сейфы, если бы не ряды мониторов на их передних стенках. Шкафы тихо и важно гудели. Провода свисали со столов на пол, вились по нему, как черные блестящие змеи, и заполняли собой все свободное пространство. Свободного пространства, собственно, практически не было, потому что там, где оно могло бы быть, громоздились коробки из-под процессоров, колонок и оборудования, названия которого Сергей даже и не знал. Существующие в этом беспорядке два парня в белых халатах, поглощенные наукой и суши, оглянулись на Барсова и стали суетливо собирать банки в черный пластиковый пакет.