– Отстал я от жизни в этой глуши! – восклицал он, двигая мышкой. – Но газеты! Да об этом надо было на каждой странице кричать!
Просто жалко было на человека смотреть.
А через два дня Сергея вызвал к себе парторг Булочкин. Вызвал не просто так, а через перепуганную секретаршу. Та передала ему служебную записку, в которой Сергею Александровичу Бахметьеву повелевалось явиться в большой перерыв и дать объяснения по поводу своего поведения. Записка, к ужасу секретарши, Сергея развеселила, и он с трудом дождался перемены.
Валерий Алексеевич сидел, набычившись, за столом, наклонив голову и глядя куда-то вниз. Видимо, предполагалось, что его лысина должна здорово пугать посетителей, а вся поза в целом – довольно неудобная, кстати, – изображать скорбь по поводу заблудшего воспитуемого.
– У вас шея болит? – сочувственно осведомился Сергей. Здороваться он не счел нужным, так как на предыдущей перемене они виделись мельком в коридоре.
Булочкин поднял голову и строго посмотрел на него, используя тот ледяной взгляд, который он приберегал для самых проштрафившихся. Сергей тем временем прошел вглубь кабинета мимо длинного стола и присел возле сердитого парторга. Булочкин осуждающе покашлял: предлагать ему садиться он не собирался, так как он больше любил распекать стоящих членов вверенной ему коммунистической партией паствы.
– Извольте объяснить, – сухо начал он, – по какому праву, не согласовав с парткомом, вы поете вместе со студентами безыдейные песни?
– Что-то я запамятовал, – беспечно сказал Сергей. – Какую песню вы имеете в виду?
– Ту, которую вы пели на «Студенческой весне»!
Поскольку Сергей продолжал изображать непонимание, Булочкину пришлось процитировать: «Жил да был черный кот за углом!»
Он швырнул авторучку на стол – несколько неудачно, поскольку она упала на чистую четвертушку бумаги и заляпала ее чернилами. Но Булочкин в данный момент был выше этого. Он лишь незаметно скосил глаза на свою грудь, помещенную в чистую белую рубашку, и убедился, что она не запачкана.
– Правда, отличная песня? – радостно спросил Сергей. – Я рад, что вы ее запомнили.
– Отличная? – прогремел Булочкин. – Это безыдейная песня! Нельзя же петь такие вещи без согласования с парткомом.
– А с согласованием можно? – наивно переспросил Сергей.
– И с согласованием нельзя.
– Так зачем же согласовывать?
Булочкин немного подумал.
– Чтобы получить запрещение.
Сергей развеселился:
– Вот здорово! Очередь за запрещениями! Вы не находите, что это нонсенс?
Булочкин немного подумал. Про Канта он слышал, а про Нонсенса – нет. Но признаться в этом безыдейному члену партии он не мог.