— Какому соблазну?
— На Самотраки он нашел клад древних монет. Произошло это так: как-то Георгию велели выкопать яму немного в стороне от лагеря экспедиции, не знаю, для каких-то там хозяйственных нужд или, может, просто отхожее место для рабочих. И он наткнулся на большое количество серебряных монет — как потом оказалось, это были тетрадрахмы царя Македония, второго века до нашей эры. И Георгий, видимо, решив, что если удачно продать монеты, денег для поездки в Америку хватит за глаза, перепрятал их в другое место. Надо сказать, что Шампуазо не очень-то и пострадал: именно во время этой экспедиции он откопал на острове статую крылатой богини победы Ники и прославился на весь мир. Сейчас она находится в Лувре.
— Знаешь, Инна, все, что ты рассказываешь, похоже на завязку какого-то приключенческого романа, — честно признался я. — Джек Лондон просто. «Сердца четырех».
— Трех, — поправила она. — «Сердца четырех» — это фильм. Романа, говоришь? Посмотрю, что ты скажешь, когда услышишь всю историю! Но если честно, нам с Димой тоже так сначала показалось.
— Дима — это муж? — уточнил я, разливая по бокалам вино.
— Муж. Но когда мы стали выяснять, оказалось, что все очень похоже на правду. Более чем похоже.
— Что же можно выяснить более сотни лет спустя? — с недоумением поинтересовался я.
— Значит, можно. Слушай дальше. Полгода назад дядя Константин умер. Его первая жена скончалась еще лет за десять до этого, а дети выросли и уехали работать за границу: дочь в Англию, сын, вроде, в Канаду. Так что ехать на похороны в Подмосковье, где он жил, пришлось нам с Димой: его отец, ну, мой свекор, лежал в больнице после тяжелой операции, а с матерью Димы отец развелся, когда тот был еще подростком. Вторая жена дяди Константина была стерва еще та, прости за грубость. Мы это сразу увидели, как приехали. С нами говорила сквозь зубы, словно мы или отец Димы собирались претендовать на что-то. Конечно, она наложила лапу на псе имущество, но бумаги Константина, его старые фотографии, не представлявшие для нее никакой ценности, отдала нам. В них мы случайно обнаружили несколько писем из Греции, датированных серединой 60-х… В смысле тысяча девятьсот шестидесятых, а не тысяча восемьсот шестидесятых.
— Ну и что же вы там вычитали?
— Они были на греческом языке, но в двух было несколько неуклюжих фраз на русском. По этим фразам мы только поняли, что кто-то приглашал братьев в гости в Грецию. Мы не придали бы этим письмам особого значения, если бы не нашли в одном конверте фотокопию вырезки из какой-то русской газеты, еще дореволюционной, потому что все там писалось через «ять». Ясное дело, ксероксов в шестидесятые еще не было, но фотография была достаточно четкой, чтобы разобрать, что там написано. Вот содержание той заметки и дало нам пищу для размышлений.