Ниниана рассеянно повторила:
— Домой? А где теперь мой дом?
Ответ Мариво был убедителен:
— У вас есть выбор, графиня! Если вам не подходит мой дом в городе, мы можем отправиться в мои владения на Луаре. Из окон ваших покоев вы увидите в погожие дни течение реки у самых стен Орлеана. За дворцом тянутся виноградники вниз по холмам. Их ягоды Норберт де Камара научился ценить во время шахматных партий.
Ниниана покраснела, не справившись с волнением. Смущенно подобрала она лиловую юбку и позволила подсадить себя в карету. Опустившись на сиденье, она наткнулась взглядом на гвардейца, почтительно приветствовавшего графа.
— А вы? — спросила Ниниана осторожно. — Ваша должность и служба требуют присутствия при дворе? Ваши поручения от кардинала, ваша дружба с королем…
— Мои поручения от его Высокопреосвященства успешно выполнены. Свой гвардейский патент я продал сегодня утром, а дружбе с королем не помешает изучение мной тайн виноделия.
Ниниана опустила ресницы и посмотрела на тяжелое золотое кольцо, которое он надел ей на палец в часовне. Она очень устала. Ей надлежало быть счастливой, но на счастье не хватало сил. Ниниана вдруг испугалась: между ними оставалось много недомолвок и лжи. Можно ли будет их когда-нибудь устранить?
— Вы собираетесь разделить со мной изгнание? Почему?
Ей нужна была полная ясность. Довольно с нее недоразумений и отговорок.
— Таково мое желание. Также моим желанием было, чтобы вы стали моей супругой и разделили со мной жизнь. Если ваше мнение изменилось, то уже слишком поздно…
— Как может измениться мнение, о котором меня и не спрашивали? Король передал меня вам, как нечто среднее между военным трофеем и наказанной жертвой. С каких пор люди, подобные мне, имеют право иметь свое мнение?
Изумление на его лице выглядело бы забавным, если бы Ниниане было сейчас до чувства юмора. Печально призналась она себе, что они на грани ссоры. Зачем? Если бы не ее головная боль! Больше суток она ничего не ела и выпила всего несколько глотков воды, не говоря уже о сне. Даже в полутьме кареты различались синие круги под ее глазами.
Граф наконец заметил ее усталость и пожалел о глупом замечании, сделанном лишь из-за собственной обиды. Его раздражала мысль, что во власти Нинианы было лишить его покоя и самообладания. Но теперь не время упрекать ее в подобных вещах. Она и так слишком утомлена.
Поэтому он заключил ее в свои объятия и пробормотал:
— Мы говорим ерунду. Вы не должны больше ничего бояться. Все плохое миновало, и вы в безопасности. Я сам позаботился о том, чтобы ваш брат на рассвете быстро покинул Париж. Никто не спросит о пепле забытого письма. Вы можете расслабиться, любовь моя, все кончилось.