Ее вдруг охватил страх. Голос рассудка твердил, что она должна его оттолкнуть, что ей следует, подобрав юбки, как можно быстрее бежать из этого очаровательного укромного уголка, неожиданно обретшего интимность будуара, что не годится сидеть с ним вот так рядышком без сопровождающей ее камеристки или кого-то другого, кто мог бы защитить ее репутацию.
Но говорил в ней и другой голос. Тот, который просто смеялся над всеми этими глупыми правилами приличия, который заставлял ее смотреть на сверкающие искры в его черных глазах, на след давно зажившего шрама, чуточку приподнимающего его правую бровь и придающего взгляду немного вопросительный и насмешливый оттенок. Голос, который подсказывал, что от его дыхания веет свежим вином из Сансерра, только что выпитым ими вдвоем. Голос, замолкший при взгляде на приближающиеся соблазнительные уста…
Флёр ощутила его объятие и опустилась на бархатную куртку. Через миг их губы встретились, и она утонула в море нахлынувших на нее ощущений. Флёр не пыталась выбраться из этого моря на спасительный берег, а целиком отдалась сладости этого первого страстного поцелуя, который касался ее губ, гладил, захватывал и открывал их.
Флёр не уклонялась и не сопротивлялась. Наоборот, какая-то внутренняя сила побуждала ее прижиматься к нему еще плотнее, отвечать на пламенную ласку с тем же пылом и наслаждаться пронизывающей сладостью, охватившей все ее тело.
То же самое прямо-таки детское доверие, которое она проявила, согласившись на эту прогулку с графом, руководило и ее последующими действиями. Целенаправленные и давно им отработанные приемы привели к тому, что ее корсаж вдруг оказался расстегнутым и его горячее лицо прижалось к ее телу между двумя соблазнительными полушариями.
— Как ты хороша, — хрипло прошептал Ив де Сен-Тессе. — Как сладка твоя кожа, как нежны губы.
Оцепеневшая и в то же время слишком неопытная, чтобы знать, какого ответа, какого движения он от нее ждет, Флёр молчала и продолжала поддаваться той страстной игре, которая захватила ее всю без остатка. Никакого стыда она в этот счастливый миг не испытывала. Все правильно, все хорошо, пусть так и будет. Этого она ждала, для этого человека она себя хранила. Зачем же запрещать ему стягивать с нее одежду, почему же не лежать обнаженной, как Ева, на его плаще под теплой тенью старого дерева?..
Легкое журчание реки, скользившей по облицованным камнем ступеням причала, смешивалось с шепотом листьев вербы, колышащейся от ветра, и с дыханием любви, когда Флёр де Параду познала полную меру страсти. Магический свет угасающего дня позднего лета окрасил в золотые тона ее розовое тело, которое, освободившись от сковывающей его одежды, предстало во всем своем пленительном великолепии.