Плененный неожиданным сочетанием полной невинности и безрассудной жажды, Мариво потерял контроль над ситуацией. Начинавшаяся легким флиртом и дипломатической болтовней встреча превратилась в игру с огнем. Он ощутил вкус податливых мягких губ, раскрывшихся навстречу его языку. Сладость нежных уст, стройность закутанного в шелк божественного тела, плотно прижавшегося к нему… В этом гибком теле заключалась необыкновенная сила, так отличавшая его от рыхлых фигур придворных дам.
Ее поведение тоже было иным, непривычно новым. Ни одна из утонченных красоток, окружавших королеву Анну и в течение многих лет лелеявших мысль превратиться в баронессу де Мариво, не вела бы себя так. Постоянная игра в прятки, сдержанность, полусогласие и многозначительные намеки были доведены ими до совершенства. Нет, Ниниана наверняка никогда не появлялась при дворе. Откуда же она приехала? И чего добивается?
— Скажи, кто ты и откуда приехала, — прошептал он ей на ухо, целуя ее в висок. Его руки скользнули под накидку и расстегнули застежку на плече. Накидка упала на пол. Ниниана этого даже не заметила. Она и не подозревала, что тяжелый шелк платья был на самом деле очень тонким. Каждое прикосновение его пальцев прожигало материю, оставляло следы на коже и расплавляло кости. Словно волна, накатывалось на нее непонятное влечение, вызвавшее слезы на полузакрытых глазах и заставившее прикусить от напряжения нижнюю губу.
Мариво прочел покорность на ее лице и забыл про свой вопрос. Прозрачная кожа, казалось, светилась под золотистыми лучами. Под тонким платьем угадывались нежные округлости маленьких грудей. Он не мог устоять перед желанием прикоснуться к шелковистой коже, пахнувшей цветами, и от возросшей страсти ему вдруг стало не по себе.
Его поцелуи вызвали у Нинианы сильную чувственную дрожь.
Хорошо зная тайны дамской одежды, он ловко расстегнул петли, мешавшие смелым ласкам.
Ниниана испуганно встрепенулась, когда прохладный поток воздуха коснулся ее обнаженной груди. Но тут же тепло снова окружило затвердевшие от наслаждения розовые вершины упругих холмиков. Возбуждающая ласка проворного языка заставила ее глубоко вздохнуть, в то время как упругая округлость блаженствовала от поглаживания ладонью, выдавая страсть давлением отвердевшего соска. Желание, скопившееся внутри ее, было подобно вулкану, готовому к извержению и стремящемуся вверх сквозь все преграды. Она содрогалась от могучей страсти, не подозревая, что усиливала тем самым желание мужчины, давно потерявшего голову.
— Простите… ах… ох… извините…