— Он прав, — резко ответила Огаста. — Но я сомневаюсь, что это и есть причина его беспокойства. И я буду удивлена, если этот молодой человек… Питт, кажется, его зовут?.. позволит этому делу заглохнуть прежде, чем он его тщательно расследует. Но ты, если хочешь, можешь попытаться, используя все возможные средства. Только не позволяй Реджи делать из себя дурака. Это запятнает нас всех. И не ставьте Аделину в неудобное положение. Бедняжка.
— Почему Реджи должен делать из себя дурака? — Балантайн не собирался рассказывать ей о Долли. Благородной женщине не следовало об этом знать.
Огаста вздохнула:
— Иногда, Брэндон, я удивляюсь тебе. Ты прикидываешься болваном, чтобы досадить мне? Реджи хочет, чтобы полиция держалась подальше от его слуг. Почему? Ты должен знать об этом так же хорошо, как и я.
— Я не знаю, о чем ты говоришь.
Ему не хотелось объяснять ей то, что могло бы ее шокировать и причинить боль. Она сочтет это грязным, как в действительности, возможно, и было. Женщины склонны рассматривать обычные человеческие проступки иначе, чем мужчины, так как зачастую эти проступки направлены против них, и без сочувствия, на которое могли бы быть способны мужчины.
Огаста фыркнула и отодвинула от себя пустую тарелку. Принесли пудинг и поставили на стол. Когда они снова остались одни, она смерила мужа холодным взглядом:
— Тогда будет лучше, если я скажу тебе, прежде чем ты сам скажешь невзначай то, что поставит нас всех в глупое положение. Реджи спит со всеми своими горничными и, без сомнения, боится, что полиция выяснит это и предаст дело огласке. Они даже могли бы подумать, что он забредал в чужие владения.
Балантайн был ошеломлен. Она говорит об этом! И так легко!
— Откуда ты знаешь? — спросил он охрипшим голосом.
— Мой дорогой Брэндон, об этом знают все. Никто, конечно, не говорит вслух, но знают все.
— И Аделина?
— Разумеется. Ты что, принимаешь ее за дуру?
— И она… не возражает?
— Этого я не ведаю. Никто ее не спрашивает, а она, естественно, не упоминает об этом.
Это смутило Балантайна. И он не мог придумать ответа, который объяснил бы это смущение. Генерал всегда помнил, что женский ум, как и чувства, работает непостижимым для мужчин образом. Но никогда прежде это знание не воплощалось с такой очевидностью.
Огаста все еще смотрела на него.
— Мне бы хотелось, чтобы нашелся способ удержать полицейского подальше от всех этих дел, только ради Аделины, — продолжала она, — но до сих пор я ничего не придумала. Вот почему это, возможно, неплохая идея — подойти к Роберту Карлтону, выяснить, не может ли он посодействовать тому, чтобы расследование было закрыто, и дело убрали на полку. Теперь оно вряд ли принесет пользу, даже если бедная девушка будет найдена.