Из черноты выступает группа. Двое ведут, почти тащат под руки низкорослого бойца. Еще двое поддерживают тех, кто тащит.
— Все ранены? — спрашиваю я.
— Ранены, ранены, — торопливо отвечают мне.
— Минуту… Вы куда ранены? — обращаюсь я к одному из тех, кто поддерживает.
— Куда ранен?.. Я никуда, это товарищ ранен.
— Его доведут двое. Возвращайтесь. Вы тоже, — говорю я второму поддерживающему.
— Как возвращайтесь? Зачем возвращайтесь? — горячо возражают мне. — Товарищ ранен, наш товарищ.
— Возвращайтесь немедленно! — прикрикиваю я на двоих.
— Ай, нехорошо, нехороший человек, — стыдят меня те двое, пятятся и уходят обратно к деревне…
Очень неприятно… Наверно, деморализованы нашим недавним поражением под Сычевкой, объясняю я себе. Или просто несознательные.
Минут пятнадцать спустя в темноте показывается длинная фигура с винтовкой за плечом.
— Ранен?
Фигура начинает хромать.
— Куда ранен? — спрашиваю я, приблизившись. На меня смотрит здоровая молодая физиономия с коричневатыми впадинами глаз.
— В ногу ранен. — Голос тоже молодой и здоровый. Парень старше меня, вероятно, года на три.
— А ну, покажи! — требую я.
— Отойди, — глуховато произносит он. — Тебе легко тут… Ты бы там попробовал.
Он задевает за живое.
— Пробовал. А ну, кругом… Марш!
Парень безмолвно поворачивается и идет к деревне. Я— за ним…
«Чертовщина, — думаю я. — Трус он, и все. Не может справиться с низменным инстинктом самосохранения… А я?»
Зарево пожара все ближе. Когда обрушиваются крыши, столб искр бежит к небу. Перестрелка не прекращается. Пули дзинькают и словно лопаются в воздухе.
— Разрывными, гад, бьет, — замечает парень.
Я молчу. Сейчас мне очень важно убедиться, что я сильнее своих инстинктов.
— Закурить не будет? — не оборачиваясь, спрашивает он. — А то я почти пришел.
— Не курю.
Над нами проносится пулеметная очередь, парень падает, потом бросается к снежному окопу, где посверкивают винтовочные выстрелы. Я кидаюсь ничком, отползаю к груде торчащих из снега обугленных бревен.
Отсюда, кажется, рукой можно достать до крайнего ряда горящих изб. Ловлю себя, что мне хочется побыстрее в темное поле, на свой пост, и вижу в освещенном пространстве между двумя объятыми огнем домами мелькающие тени. Почти машинально вскидываю автомат и строчу. Рядом из окопов тоже стреляют, и вдруг все заглушается низким громовым стуком крупнокалиберного пулемета. Всплывает мертвенно-голубое сияние ракеты — я вжимаюсь в снег. С двух сторон бьют немецкие автоматы. Ракета наконец гаснет, я привстаю, и в этот момент что-то точно палкой ударяет меня по левой руке.