– Это наши матросы, – присев на корточки и свободно взяв в руки один из черепов, сказал Жи-Ру. – Это Пайшо и Райзо.
– Почему ты так уверен? – спросил капитан. – От лиц ничего не осталось.
– Очень просто. По зубам. Кому, как не повару, знать зубы тех, кто у него столуется? Получая пищу, они очень громко радовались и разевали рты. Вот этот череп, с передними зубами набекрень и недостающим левым клыком – это Пайшо. А вот у этого…
– Ладно, – прервал его капитан Бреннан. – Мы тебе верим. – Он сощурил глаза, присматриваясь к груде костей. – Да, ты прав. Это они.
– Словом, второй – это Райзо, – подвел печальный итог Жи-Ру.
– Остался только один.
– Только один.
– Ржига…
– Совершенно верно.
– И что-то мне подсказывает, что он еще жив, – вдруг медленно выговорил Себастьян. – Идем дальше, сэр Каспиус. Раз мы оставили там, в пещере эльма, живого Олеварна, то ничто не мешает точно так же оставить в покое и этих несчастных.
Далеко идти не пришлось. Тоннель разом кончился, и путники вошли в огромных размеров пещеру, которую наполнял мертвенный серый свет. Явного источника этого света не было видно: пустота внутри айсберга подсвечивалась будто бы отовсюду. Словно по ледовым сводам был раскинут мутный, сливающийся в единые волны и поля планктон.
Дно этой огромной подледной каверны было довольно ровным и уж, по крайней мере, не содержало игольчатых ледяных гребней, гротов и вмерзших глыб. Лишь в самом центре пещеры зиял провал. Этот вертикальный колодец колоссальных размеров, словно балюстрадой, был обведен полупрозрачными ледяными столбами. Они шли где в один, где в два ряда.
И они не пустовали.
У каждого из ледяных столбов, словно у огромных, самой природой созданных колб, было свое содержимое. Застыли во льду чьи-то растопыренные когтистые лапы, обладателя которых не было видно из-за замутнения в ледяном массиве. Замерла удивленно разинутая пасть здоровенной акулы. Пошел на взлет не способный летать мертвый пингвин. Навсегда встала дыбом грубая шерсть клыкастого животного. Затянуло в ледяной омут мертвые челюсти рептилии.
Замерли, как подмерзшее мутное болото, круглые человеческие глаза.
Себастьяну даже не потребовалось приближаться к рядам этих страшных столбов, чтобы понять, кто именно заключен в их сердцевине.
Ржига.
Это был он.
И после того, как было явление бредущего в никуда Олеварна, потерянного, с белым лицом и красными глазами, после кровавых костей в тоннеле – после всего этого Себастьян не поручился бы, жив или мертв заключенный в ледяной столб полубрешак.
«Все равно! Он должен быть жив! – мелькнула подобная молнии мысль. И гулкое, головокружительное чувство, которое подтверждало этот факт, наполнило Себастьяна. – Он должен быть жив… хотя бы так, как Олеварн!»