— Понятно, ты ведь даже не собиралась сообщить мне. Это мой ребенок? Что я говорю, — конечно же мой! Прости меня. Прости. Мы поженимся и…
— Не говори глупости, — перебила его Дорис. — Сейчас не средневековье. В наше время не женятся из-за беременности. И вообще, это еще может оказаться ошибкой.
— Но ты ведь так не думаешь?
Дорис покачала головой, и ее глаза вновь наполнились слезами. Если раньше она ничего не хотела ему говорить, то теперь не могла остановиться. Она чувствовала, что должна положить конец его донкихотству.
— Мне хорошо известно, что тебе не нужна ни жена, ни семья. Ты сам много раз говорил об этом. И потом, даже если я беременна, еще не поздно сделать аборт…
— Нет! — с нажимом сказал Итан. — Нет, — медленно повторил он, — я не хочу этого.
Дорис тоже не хотела, сама не понимая почему. Ведь когда она впервые заподозрила, что беременна, ее первой мыслью было именно это — сделать аборт. Но сейчас она твердо знала, что оставит ребенка.
— Я не хочу, чтобы ты на мне женился, Итан, — спокойно проговорила она. — Думаю, теперь я могу выпить чаю.
— Я приготовлю. Сядь, Дорис.
Она послушно села и сцепила руки на столе. Теперь, когда он все узнал, Дорис испытала невероятное облегчение, словно с ее плеч сняли тяжелый груз. Она нашла носовой платок, высморкалась и вытерла слезы.
Итан поставил перед ней чай и уселся напротив.
— Я не нарочно, — тихо сказала она.
— Знаю. Я испытал что-то вроде шока, — признался он со слабой улыбкой.
— Я тоже.
— Ты была у врача?
Дорис отрицательно покачала головой.
— Тебе надо сходить, — заботливо попенял ей Итан.
Он немного отпил остывшего кофе и вздохнул:
— Почему ты не хочешь выйти за меня замуж?
— Ты знаешь почему.
— Думаешь, что я тебя не люблю?
— Я в этом уверена.
— Я стану отцом, — мечтательно произнес Итан. — О Боже!
— Прости меня.
— Что ты такое говоришь!
Видя, как Дорис опустила глаза и судорожно стиснула чашку, Итан вдруг испытал сильнейшее желание защитить ее. Она выглядела такой потерянной, такой печальной. Но даже с опухшим лицом и покрасневшими глазами была необыкновенно красива.
— Понимаешь, мое представление о тебе было во многом испорчено тем, на что намекала Моника, — задумчиво сказал он. — Ведь я почти совсем не знал, какая ты на самом деле. Какой ты была до того, как все это случилось. А мне нужно понять. Поговори со мной, Дорис.
— Какой в этом смысл? Я любила тебя, а ты…
— Предал тебя? Так же, как и Моника, — закончил он за нее. — Я знаю.
Дорис с вымученной улыбкой водила пальцем по столу.
— Она сказала, что это было отвратительно, — вдруг припомнила Дорис.