- Как спалось, сладкая? – Толстяк погладил усы.
- Превосходно! Благодарю, что спросили. Вы так любезны!
- Жаль, что ты это не ценишь, глупая девчонка. А теперь вставай. Нам пора.
Милина одернула руку, когда дядька попытался помочь ей встать. На улице уже собралась толпа зевак. Крепостные даже освобождены от работы. Люди ждали праздника. Милина поняла, что ненавидит их. Они глазели на нее, прожигая взглядами насквозь. Они видели ее страх. Они раздевали ее, обнажали ее душу. Девушку подвели к месту порки и заставили встать на колени. Руки тут же привязали к столбу. Платье на спине было разорвано, чтобы обнажить спину. Сердце ухнуло в груди, когда первый удар обрушился, распоров нежную кожу. Девушка до крови закусила губу, чувствуя солоноватый вкус во рту. На следующем ударе из глаз потекли слезы. Серые и без того невзрачные фигуры стали расплываться, становясь почти неразличимыми. Милина мечтала о том, чтобы сознание как можно скорее покинуло ее. Ее слух уже почти не различал звуков, и лишь один только голос вещал: «Скоро! Совсем скоро!»
***
- Она едва не уничтожила нас!
- Не говори ерунды.
- Но Повелитель!
- Ее мучают видения. Она плохо различает, где реальность, а где сны. Бедняжка.
- Долго еще ждать? – демон взглянул на спящую девушку.
- Нет. Скоро. Совсем скоро она станет моей. А сейчас ты должен кое-что сделать.
- Да, Повелитель.
- Когда она проснется, реальность должна стать продолжением ее видений.
- Что я должен для этого сделать?
- Для начала изолировать ее от опекуна. Этот болван опекает ее как настоящий папаша. Пока он рядом, девчонка не так уязвима. Он расшибется, но близко никого не подпустит к ней. Мне стоило не мало усилий, чтобы отвлечь его.
- Вы правы, Повелитель . Я должен похитить ее?
- Я подумал, и решил, что не плохо бы ей подлечиться. Сейчас она похожа на душевнобольную. Видения, галлюцинации…
- Я все понял, Господин.
- Скоро. Совсем скоро.
***
Я просыпаюсь, и засыпаю вновь. Я пью вино.
Я говорю «да», «нет», и больше ничего. Как в том немом кино.
Рисую куклы и одежды праздные для них. Даю им имена.
Сама вдруг куклой становлюсь, бездушной, и в том моя вина.
Размеры нарушаю. Бездарный, глупый стих.
Он рвался из души, кричал, но вдруг затих.
Заглох, оглох мой голос внутреннего «я».
Кто я? Что я? Овечка? Ласточка? Змея?
«Ох, как она изящна! Грациозна! Как мила!
Ох, сколько же сгубила! Кого с ума свела»!
-Чертовка!
-Ангел!
-Дьяволица!
-Сущий бес!
С любовью был кто, а кто и без.
С кинжалом кто, а кто и от клинка же сам погиб.
Ты смотришь в черные глаза? Ну, друг ты явно влип.
- Мерзавка!