— И, правда, время-то!
Тут в домик заглянул Андрей Дмитриевич, разглядев нас с Львом Юрьевичем в прекрасном расположении духа, он слегка вытаращил глаза и хлопнул челюстью.
— Хм, а я тебя ищу, Алевтина! Никто тебя не видел, а вы вот где! — с этими словами супруг подошел поближе и не без сарказма спросил: — Общаетесь, значит?
Мы со Львом Юрьевичем почему-то засмеялись, супруг, однако же, веселья нашего не разделил и брови сдвинул.
— Андрей Дмитриевич, помилуй, — взмолился мой собеседник, — не сердись! Ты ревнуешь никак! Но ты, конечно, прав, прав! За такой красивой женой глаз да глаз нужен, а ты и на отдыхе все о делах да о делах!
— Знаю я тебя, Лев Юрьевич! — шутливо ответил Андрей. — Это за тобой глаз да глаз нужен.
Мы немного посмеялись, упражняясь в вежливом остроумии, потом муж сказал:
— Ну, давай, Алевтина, собирайся, пора ехать. Саша машину давно завел.
Попрощавшись с Львом Юрьевичем, а на улице и со всеми остальными, мы отбыли. Уже подъезжая к дому, муж вдруг усмехнулся:
—А ты Крокодилу понравилась!
— Кому?
— Крокодилу! С кем ты три часа в доме болтала?
— Со Львом Юрьевичем, — пожала я плечами, — а почему «Крокодил»?
Андрей рассмеялся:
— Вместе с тобой поплачет, но все равно съест.
А через два дня Лев Юрьевич пожаловал в галерею собственной персоной. Своего кабинета у меня тогда еще не было, но Семен Абрамович отсутствовал, и я сидела в гордом одиночестве.
— Алевтина Георгиевна! — сообщила мне Верочка. — К вам пришли.
— Кто там, Вера? — поинтересовалась я. Дел было по горло, и отвлекаться по пустякам я не собиралась.
— Вот, — Верочка протянула мне изящную тисненную визитку с вензелем, — Гречанин Лев Юрьевич!
Я растерялась и заморгала на Верочку:
— Кто? Гречанин?
— Ага, — подтвердила Верочка, — в приемной сидит.
Наладить, что ли?
Задумавшись, я потерла переносицу. Жаль, что Семенау Абрамовича нет. Уж он-то превратил бы Льва Юрьевича в довольного клиента, быстро, ловко и безболезненно. У меня его талантов нет, но, если Лев Юрьевич и вправду любит живопись, как он мне рассказывал, может, и мне удастся чем-нибудь его заитересовать.
— Запускай, — махнула я Верочке рукой, — и давай это...
— Кофе?
— Точно, молодец! И коньяк тоже тащи!
Через минуту гость сидел напротив меня за журнальныр столиком, с удовольствием разглядывал суетящуюся Верочку и улыбался.
— Замечательно! — Лев Юрьевич с восторгом цокнул языком. — У вас здесь очень красиво. Поздравляю вас, Алевтина, вы явно держите марку... Сейчас это так непросто!
Так мы поговорили еще немного, я уже стала раздумывать, как бы половчее вынудить Льва Юрьевича прикупить пару-тройку работ, как вдруг тема нашего разговора стала резко меняться, гость приплел мужа, его вечную занятость, мой утонченный вкус и молодые годы. Не сразу поняв, о чем мы теперь разговариваем, я по-прежнему приветливо улыбалась, а Лев Юрьевич вдруг вытащил что-то из кармана пиджака и со стуком поставил на столик. Я с любопытством вытянула шею, гадая, в чем же дело. Когда Лев Юрьевич убрал руку, я, к своему изумлению, увидела на столике бархатный футляр. Передо мной лежало какое-то ювелирное изделие, я подняла глаза на гостя, ожидая пояснений. Может, у него есть еще одна сестра, у нее тоже юбилей? Неужели он снова хочет посоветоваться? Лев Юрьевич откинулся на спинку кресла и, довольно улыбаясь, жестом предложил мне заглянуть в коробку. Я проделала это без раздумий, замочек легко открылся, и тут я увидела на черном бархате золотую брошь. Это была веточка черемухи. В первое мгновение я почувствовала страшное огорчение. Он выбрал эту вещь кому-то в подарок, и мне ее теперь точно не видать. Вот всегда так...