— Ух, — сказал он, напившись, — какая все-таки гадость это теплое молоко, любись оно... Давай лучше чаю.
— Сейчас распоряжусь...
— Стоять! Я сказал — отставить распоряжаться. Сами без рук, что ли? Пойдем...
Но Петька не пошел. Стоял на месте, смотрел в землю и глаз на Чепая поднять не смел.
— Петька, я тебя расстрелять велю, наверное, — пошутил Василий Иванович. — Ты меня никак предать задумал? Да не трону я твоего кота, хотя сученыш он тот еще, всю ночь в ногах у меня спал, а под утро такую диверсию учинил! Отвечай, чего дуешься, как мышь на крупу? Я тебя что, обидел чем-то?
— Никак нет, товарищ Чепаев!
— Ты что, с ума сошел, Петруха? Какой еще «товарищ Чепаев»? Я тебе чужой, что ли?
Чепай вернулся к Петьке и требовательно поднял его лицо за подбородок:
— В глаза смотри, говорю!
Глаза у Петьки были на мокром месте. Ординарец, который с риском для жизни вытаскивал начдива из-под авианалета, который весело зубоскалил, когда они удирали от белочехов и силы были куда как не равны, — плакал! Это ж какой силы должна быть обида, чтобы Петруху до слез довести.
— Ты чего, Петюнюшка? — испуганно спросил Чепай и обнял боевого товарища. — Что с тобой, а?
— Извести тебя хотят, Василий Иваныч! Нету терпежу эту муку адову терпеть, все как есть расскажу, и расстреливай меня при всем честном народе.
«Точно сбрендил парень. В отпуск его отправить, что ли?» — промелькнуло у Чепая, но сказал он другое:
— Да кто меня изведет? Ты, что ли?
— Я, — кивнул Петька и поднял на обалдевшего начдива глаза.
Чепай даже рот открыл.
—- За что, стесняюсь я спросить?
— Кабы я знал, за что... — тяжело вздохнул Петька.
— Так, хватит вокруг да около ходить. Пошли ставить самовар, там мне все и расскажешь.
История оказалась настолько подлой и дикой, что пить чай начдиву расхотелось.
Петька
Все произошло через день после того, как в Лби- щенск перевели штаб дивизии. Фурман улучил момент, когда Петька седлал лошадь, и спросил:
— Как семья, Петр Семенович?
— Спасибо, Дмитрий Андреевич, ничего. А у вас как?
— И у меня тоже, в известной степени. Хотите, фото покажу?
Петька не хотел.
Фурман оказался еще хуже, чем Ёжиков, которого в марте отправили в Туркестан. Он все время
терся возле Чепая, воспитывал его. И Чепай какой-то стал... не то заигрывал с комиссаром, не то заискивал перед ним. Сколько раз уже было замечено — повторяет Чепай за Фурманом слово в слово. Услышит вечером — утром повторит, услышит утром — вечером перескажет и вроде как за свои мысли выдает.
Однако, чтобы не обострять, Петька согласился посмотреть на фотографию.